"Яна Дубинянская. Козлы" - читать интересную книгу автора

пальцы охватывали влажную горячую кожу чуть ниже локтя - осознав это, доцент
с брезгливостью отдернул руку. Девица шарахнулась - посреди проезжей части;
пронзительно взвизгнули тормоза автомобиля.
Все это не имело значения!..
Успокоился Василий Ильич только тогда, когда послушники при входе
приветливо сообщили, что Кузьмич задерживается, зал пока закрыт, но можно
проходить в вестибюль, где, кстати, продается соответствующая литература.
Всю литературу Твердовский приобрел уже давно. Его внимание переключилось на
студентку.
- Сотрите это безобразие, - негромко бросил он и спохватился, всего на
несколько сантиметров не донеся обвиняющий палец до ее раскрашенных губ. Вы
пришли на сеанс к святому человеку, а одеты, как...
- Но я же не знала! - решительно отозвалась девица, и Твердовский
вздрогнул: до сих пор она удачно изображала совершенно бессловесное
существо. - Я думала, мы идем в кино, вы же сказали, что в кино. Я и
оделась, как в кино, мне же никто не говорил про вашего святого, про
какой-то сеанс. А что это будет? Тот колдун, да? Что плакатики висят? А
вы...
О чем она спрашивала еще, он не слышал. Из боковой двери показалась
приземистая бабулька с красной повязкой поверх рукава вязаной кофты и
неторопливо засеменила ко входу в зал. Там, где кончался вязаный рукав,
мирно позвякивали ключи.
Стараясь не совершать резких движений, - зачем привлекать внимание?
Василий Ильич пристроился в хвост за престарелой ключницей. На девицу он не
оглянулся, уверенный, что у той хватит ума держаться рядом. Впрочем, сейчас
это было не суть важно. Нетерпение захлестнуло щекотной волной, открытые
энергетические каналы на ладонях горели огнем. За дощатой дверью с надписью
"голубой зал" отчетливо слышалось негромкое покашливание Кузьмича, готового
начать сеанс.
Рассеявшиеся по вестибюлю небольшими группками посетители сообразили,
наконец, что зал открывают, и разношерстной ордой рванулись ко входу.
Создалась толчея; вскрикнула какая-то женщина; Твердовскому наступили на
ногу. Бабушка с ключами явственно пробормотала "свят-свят-свят" и отступила
вбок, спрятавшись за приоткрытой створкой.
Несколько человек, уверенно работая локтями, проникли в зал раньше
Твердовского, но его любимое место оставалось свободным. Во втором ряду,
почти посередине, под номером восемь, - восьмерка была его числом. Не успел
он сесть, как оказались занятыми и места справа и слева. Второй ряд, в
отличие от первого, любили многие.
На мгновение вспомнив о студентке, Василий Ильич поискал ее глазами и
обнаружил на другом конце зала, в самом дальнем углу. Арбузные губы
пламенели даже отсюда. Хоть бы не двинулась к выходу сразу после сеа...
додумать эту мысль не получилось.
Всколыхнулась правая кулиса, и публика разом затихла.
На сцену вышел Кузьмич.
В длинной, до колен, домотканной рубахе с вышивкой по вороту и подолу
он напоминал Иисуса Христа и одновременно Григория Распутина. Волнистые
пряди волос спадали на плечи, аккуратно подстриженная рыжеватая борода
вилась колечками. На груди висел массивный православный крест. Кузьмич
называл себя колдуном, но такое определение коробило Твердовского.