"Антон Дубинин. Катарское сокровище" - читать интересную книгу автора

Возница доволок их избитые тела до соседней деревни Сармасес, да там и
оставил. В этой деревушке, в паршивой гостинице, где внизу пара пьяных
голосов до рассвета препиралась из-за чьей-то жены, и умер брат Рожер.
Побои, видно, что-то сильно повредили у него внутри. А может, он просто
получил, чего желал, и теперь мог спокойно уйти на небеса, как человек,
завершивший все земные дела. Перед смертью он исповедался Гальярду за всю
свою жизнь - и тот узнал тайну, столь бережно хранимую братом Рожером...
братом Рожером-Полем - уже целых тридцать лет. Кроме Гальярда, ее знал
некогда Иордан Саксонский, первый Рожеров исповедник; а теперь Рожер забирал
ее с собою на небеса, чтобы вместе посмеяться над этими страданиями со своим
отцом.
Дело в том, что брат Рожер помнил отца Доминика. Он видел святого
вживе - один-единственный раз, в Сервиане, в двенадцатом году. Их много
тогда было, парней и молодых девушек, собравшихся после Доминиковой
проповеди - совершенно безуспешной, встреченной дружным смехом. "Гоните его
в шею, - сказал, помнится, тогда мэтр Бодуэн, весьма уважаемый в местной
общине Совершенный. - Мало ли мы слушали таких трепачей? Не довольно ли нам,
что франки и попы страну разоряют?"
Они долго следовали за ним веселым эскортом, выпроваживая нежеланного
гостя подальше, за пределы городка, за ворота и далее, по нежным зеленеющим
и золотым полям. Отпускали шуточки, спрашивали, не помочь ли побыстрее
шагать, не придать ли скорости хорошим пинком. Он почти не отвечал - ответов
все равно бы не услышали: только шел и шел, без слез глядя на солнце, прямой
и худющий, как палка, стуча посохом по горячей дороге. Шел то ли как слепой,
то ли и правда не замечая особенно, что вокруг него творится. Золотились под
солнцем волосы вокруг широкой тонзуры, которую девушки, подбираясь поближе,
старались пощекотать длинной травинкой: "Эй, папаша, муха, муха по нимбу
ползет!" Он порой поворачивал голову, смотрел на своих обидчиков молча,
большими и спокойными глазами, как взрослый - на неразумных и шумных детей.
А ртом как будто улыбался чуть-чуть. Рожеров друг Видаль придумал такую
штуку: подбежать и быстро, пока он развернуться не успел, ткнуть ему за
шиворот пучок соломы. "Власяница тебе, папаша! Взамен прежней-то!"
Девушки - среди них и самая особенная, на которую Рожер в те годы
смотрел больше прочих - заливались смехом. А когда идти за попом надоело, и
ребята стали на прощание бросать ему вслед комья глины, Рожер, вдохновленный
взглядом своей дамы, попал лучше всех: прямо в шею, так что грязь посыпалась
за шиворот некрашеной рясы, а сам монах чуть покачнулся и остановился. Парни
от смеха повалились на траву прямо на обочине.
"Заметил! Проснулся! Ну наконец-то! С добрым утречком, папаша!"
Рожер, красивый парень и богатый жених восемнадцати лет от роду,
хохотал вместе со всеми, и только чуть-чуть подавился хохотом, когда
черно-белый священник, обернувшись к ним, благословил веселую компанию
широким крестным знамением. Рожер не разглядел его лица.
Не разглядел его лица, но и в темную ночь на ложе смерти все так же
думал, что отец Доминик улыбался.

...К окончанию исповеди за бесставенным окошком уже начинало синеть.
Брат Гальярд открыто плакал, едва в силах выговорить слова отпущения. Рожер
взял его руку своей - сухой, ободранной на костяшках и стертой о ручку
заступа, о многочисленные метлы и лопаты тулузского монастыря.