"Дафна Дю Морье. Яблоня" - читать интересную книгу автора

любящей Мидж". Он успел начисто забыть это идиотское прозвище. Ему
становилось неловко, когда она называла его так при посторонних, и он всякий
раз ей выговаривал. К счастью, довольно скоро она прекратила.
Он разорвал снимок пополам и бросил в огонь. Он стал сворачиваться в
трубочку, потом потемнел и вспыхнул, и напоследок в пламени мелькнула
улыбка. Родному Кусику... Внезапно он вспомнил платье, которое было на Мидж
в тот день - зеленое, совершенно не ее цвет, она казалась в нем еще бледнее.
И купила она его для торжественного случая - кажется, какие-то знакомые
праздновали годовщину своей свадьбы, и им пришла идея собрать вместе всех
соседей и друзей, которые поженились приблизительно в одно время с ними.
Прислали приглашение и им с Мидж.
Был шикарный обед, море шампанского, какие-то застольные речи, общее
веселье, смех, шутки, часто весьма рискованные; он припомнил, что, когда все
стали разъезжаться и они с Мидж садились в машину, хозяин с хохотом крикнул
им вслед: "Идешь объясниться - не забудь надеть цилиндр: ни одна не устоит!"
Он не столько смотрел на Мидж, сколько чувствовал ее молчаливое присутствие.
Она сидела рядом в своем дурацком зеленом платье, с жалкой, просительной
улыбкой на лице - такой же, как на только что сгоревшей фотографии, - сидела
напряженно и тревожно, не зная, как реагировать на сомнительную шутку,
которую отпустил пьяный хозяин и которая неожиданно громко прозвучала в
вечернем воздухе; и при этом ей хотелось казаться вполне современной,
хотелось угодить мужу - но больше всего хотелось, чтобы он повернулся к ней,
обратил на нее внимание: она ожидала какого-то знака, жеста... Когда он
поставил машину в гараж и вернулся в дом, она ждала его - неизвестно зачем.
Пальто она сняла и бросила на диван - как видно, для того, чтобы еще
покрасоваться в вечернем платье, и стояла посреди гостиной, улыбаясь своей
неловкой, неуверенной улыбкой. Он зевнул, уселся в кресло и раскрыл какую-
то книжку. Она еще помедлила, потом взяла с дивана пальто и медленно пошла
наверх. По-видимому, вскоре после того вечера и была сделана фотография,
которую он порвал. "Родному Кусику от любящей Мидж". Он подбросил в огонь
сухих веток. Они затрещали, занялись, и остатки снимка превратились в пепел.
Сегодня огонь горел как надо...
На другой день наступила ясная и теплая погода. Солнце светило вовсю,
кругом распевали птицы. Внезапно его потянуло в Лондон. В такой день хорошо
пройтись по Бонд-стрит, полюбоваться столичной толпой. Можно заехать к
портному, зайти постричься, съесть в знакомом баре дюжину устриц... Он
чувствовал себя вполне здоровым. Впереди было много приятных часов. Можно
будет и в театр заглянуть, на какое-нибудь дневное представление.
День прошел в точности так, как он предполагал, - беззаботный, долгий,
но не утомительный день, внесший желанное разнообразие в вереницу будней,
похожих друг на друга. Домой он вернулся около семи вечера, предвкушая
порцию виски и сытный ужин. Погода была такая теплая, что пальто ему не
понадобилось; тепло было даже после захода солнца. Сворачивая к дому, он
помахал рукой соседу-фермеру, который как раз проходил мимо ворот, и
крикнул:
- Отличный денек!
Фермер кивнул, улыбнулся и крикнул в ответ:
- Хоть бы подольше постояла погода!
Симпатичный малый. Они с ним были в приятельских отношениях с военных
лет, с той поры, как он помогал соседу работать на тракторе.