"Дафна Дю Морье. Красавцы" - читать интересную книгу автора

От луны в комнате было светло, почти как днем, и он впервые смог как
следует оглядеться вокруг. Пугавшие его в темноте странные выступы и тени
исчезли, и оказалось, что это просто комната, самая что ни на есть
обыкновенная. Дверная защелка была высоко, и, чтобы отпереть дверь, ему
пришлось подставить стул и забраться на него.
Крадучись он спустился вниз по узкой лестнице. В кухне было по-прежнему
темно, но он, повинуясь какому-то инстинкту, безошибочно направился к мойке,
где в углу, словно дожидаясь его, стояли резиновые сапоги. Он надел их. За
мойкой находилась кладовая, или, точнее сказать, стенной шкаф, и его дверца
была приоткрыта. Должно быть, мать в сердцах забыла его запереть. Прекрасно
сознавая, чем ему это грозит, Бен взял с полки последнюю, припасенную на
завтрак буханку хлеба и затем повторил всю операцию со стулом и защелкой у
наружной двери, только тут еще надо было отодвинуть засовы. Если родители
услышат, все пропало. Он слез со стула. Дверь открыта, можно идти. За
порогом его встретила светлая, лунная ночь, и сама луна, большая и круглая,
ласково смотрела на него с высоты, а на лугу, который теперь был не зеленый,
а серебристо-белый, его дожидались самые прекрасные и гордые существа на
свете.
Тихонько, на цыпочках - только снег чуть похрустывал под сапогами - Бен
прошмыгнул по дорожке к уже знакомой калитке и поднял щеколду. Она звякнула,
и этот звук, видимо, встревожил ночных гостей. Одна мамаша подняла голову,
прислушиваясь, и, хотя она ничего не сказала, ее тревога, наверно,
передалась отцу, и он тоже беспокойно повел головой. Они смотрели на Бена и
ждали, что он будет делать. Бен догадался: они надеются, что он принес им
еще что-нибудь; у них ведь не было с собой никакой еды, а того, что он им
оставил, конечно, не хватило, чтобы наесться досыта.
Он медленно стал приближаться к ним, держа в протянутых руках буханку
хлеба. Наблюдавшая за ним мамаша поднялась на ноги, за ней встали и дети.
Глядя на них, один за другим начали подниматься остальные, и скоро вся
небольшая компания была на ногах; сна как не бывало - казалось, они ждали
только команды, чтобы снова тронуться в путь. Никто не стал брать у Бена
хлеб. Наверно, им было неудобно попрошайничать. Они не знали, что он угощает
их от чистого сердца, а заодно хочет досадить родителям. Разломив хлеб
пополам, он подошел к самому младшему, ростом разве чуть повыше его самого,
и протянул ему полхлеба. Он был уверен, что теперь-то они поймут.
Малыш верещатник шагнул вперед, взял хлеб и, съев все до последней
крошки, с любопытством посмотрел на Бена. Потом он мотнул головой, откидывая
челку, которая падала ему на глаза - маленький дикарь был страшно лохматый и
нечесаный, - и оглянулся на мать. Она ничего не сказала, даже не
шелохнулась, и Бен, осмелев, протянул ей оставшиеся полхлеба. Она взяла.
Бену нравилось, что они молчат - так ему было спокойнее и проще: что-что, а
молчание он понимал, ведь он и сам всегда молчал.
Мамаша была золотисто-рыжая, ее лохматый сынишка тоже; другой малыш,
постарше, был темный. Бен не мог разобрать, кто кому кем приходится: похоже,
была там еще одна мамаша, а может быть, тетка, она стояла рядом с отцом; а
чуть поодаль он обнаружил бабку - тощая, седая, она ни на кого не обращала
внимания и обреченно смотрела на снег; видно было, что она предпочла бы
погреться у жаркого огня. Бен задумался: отчего они ведут бродячую жизнь?
Почему мотаются по белу свету, а не сидят себе спокойно дома? Ведь они не
воры, в этом он был теперь абсолютно уверен. Какие же они воры!..