"Юрий Дружников. Интервью: "Россия такая большая, что лучше видна издалека"" - читать интересную книгу автора

различные клубы писателей, общества любителей литературы. Много выступал и
для русскоязычной эмигрантской публики в центрах русской культуры в разных
городах. Написал множество статей -- они соединились потом в две книги "Я
родился в очереди" и "Русские мифы".
ЛУКШИЧ:. Влияла ли новая среда на ваше мировоззрение? У вас появились
новые эстетические привычки?
ДРУЖНИКОВ: В основе нет, но эта среда научила меня иначе выражать свои
взгляды. Теперь я и сам удивляюсь, что прожив полжизни в России, я тем не
менее чувствую себя именно в Америке дома. А крайние оценки, нетерпимость в
подходе к проблемам удивляют.
У меня наверняка увеличился процент терпимости. Читаю сейчас в
независимых российских изданиях следующую изумительную фразу: "Мнение
редакции не всегда совпадает с мнением авторов статей". Эта фраза вызывает
улыбку. А как же иначе? В том и смысл прессы, чтобы в ней мнения не
совпадали. Это пережиток тотального единомыслия. Тут другое отношение к
книге и статье. Нет давления. Крайности не желательны. Писатель пишет
правду, как он лично ее видит. В Америке категоричность не понимают. Мне
нравится, что даже если говоришь глупость, не принято говорить "Вы не
правы". Окажут: "Ваша мысль очень интересна, но у меня другое мнение". И это
не только вежливость. Это уважение к собеседнику и свидетельство, что другой
не глупее тебя.
Американский университет -- феномен особый: сколько профессоров,
столько и мировоззрений, и эстетических привычек. И все взгляды -- от
умеренных до крайних -- сосуществуют. И еще -- Америка научила меня работать
по 14-16 часов в день. Так и в субботу с воскресеньем. Так работают все.
Формально у нас читают лекции полгода, два-три раза в неделю по одной-две
лекции в день, и полгода свободны. Но преподавание -- это 50 процентовтого,
за что ему платят зарплату. Другие 50 процентов -- это исследовательская
работа или творчество, которое оценивается по книгам, скульптурам, статьям,
фильмам или симфониям. Плюс обязательное участие в конференциях по всему
миру. Считается, что профессор, который сам не пишет книг, не может научить
других, как их писать. Университет поощряет вашу активность. И студенты
вовлечены в ваш творческий процесс, они ваши первые читатели, критики, ваша
Школа.
Американская академическая наука -- это множество мировоззрений в одном
котле, эклектика эстетики, хаос от избытка свободы. Некоторым это не
нравится, но я вбираю в себя все, чего раньше не знал, поскольку жил в
закрытом обществе. И вообще, Америка, так сказать, многокультурная страна.
Есть в ней и русское культурное поле -- одно из многих. Слависты в Америке
хотят знать все, в том числе понять, как жила свыше 70 лет та чудовищная
страна, откуда я родом. Тут в университетах находило приют все, запрещенное
там. Здесь и сейчас изучают то, что я в целом называю советизмом, любые
"измы". По русской брани здесь теперь издано больше литературы, чем в России
за всю историю.
Моя "американизация", расширение кругозора, плюрализм помогли лучше
понять русскую литературу, искусство и культуру вообще, посмотреть на это
сверху, как бы с облака. Другими словами, надо было положить на одну чашки
весов старые эстетические принципы и на другую -- новые. И взвесить. Без
этого нельзя было стать понятным и интересным американским студентам. И это
мне по душе. Студенты эти становятся журналистами, дипломатами,