"Юрий Дружников. В гостях у Сталина без его приглашения" - читать интересную книгу автора

Всегда голодные, многие глотали слюни, когда в перерыве она вытаскивала
из маленького зеленого чемоданчика бутерброд с красной или белой рыбкой,
какой-нибудь фрукт зимой. Восемь лет прошло после войны, но многие в группе
с начала войны ни разу сытно не поели. Зато общественная деятельность Нины
заслуживала уважения. Она пеклась о коллективных походах в кино и музеи, о
кассе взаимопомощи, в которой иногда удавалось взять взаймы рубль, если
возвращен предыдущий долг. В конце ноября Нина подошла ко мне между лекциями
и шепотом спросила:
- Хочешь попасть в список желающих посетить дом Сталина?
Я выпучил глаза.
- Скорей всего, не получится, - поспешно прибавила она, - но шанс
есть. Никаких вопросов! Молчи, как рыба, и всегда носи с собой паспорт.
Оставалось догадываться, в чем дело: по слухам, отец Нины был
начальником хозяйственного управления Кремля.
Эпоха висела странная. Сталина оплакали восемь месяцев назад. Сомкнули
ряды лидеры, боясь исчезнуть поодиночке и, на всякий случай, пристрелили
чересчур честолюбивого Берию. Происходили таинственные перетряски наверху.
Хрущев рвался вперед, но разрыв между ним и остальными оставался легко
преодолимым. Глава отдела культуры ЦК и почтенной памяти сталинский
секретарь Союза советских писателей (будто был и союз несоветских писателей)
Дмитрий Поликарпов вдруг оказался в опале в кабинете на Пироговке директором
нашего института.
Повеселели и чуть-чуть осмелели капустники, которые мы делали с
однокашниками, в том числе с Юрием Визбором, Юлием Кимом и Юрием Ряшенцевым
(нас кто-то прозвал "четвероЮродные братья"). В институте вырос процент лиц
с "пятым пунктом". На литературный факультет зачастили выступать писатели.
Помню Федина, Твардовского, Эренбурга, Светлова (я сам его приглашал),
молодого лауреата Сталинской премии Трифонова. Прекратилось славословие
великого из великих, хотя в лекциях по-прежнему обильно цитировали обе его
брошюры - по языкознанию и экономике.
Боюсь перенести сегодняшний цинизм на ощущения того времени и исказить
картину. Ни намека на злоупотребления Сталина сказано не было. Многое
воспринималось, как и раньше, хотя Симонов позднее вспоминал, что ему тогда
позвонили из ЦК и спросили: "Кто вам разрешил писать, что Сталин будет жить
вечно?" Бог становился полубогом. Но посещение дома, где полубог жил,
казалось ирреальным.
Тем не менее, через пару дней культорг Нина сообщила, опять по секрету,
что путевка оформлена, и нас повезут в "только что открытый закрытый музей".
Терминология не вызвала недоумения, суть тоже. Естественно, после смерти
Сталина открывается музей. Есть же музеи других великих людей. Объявить
нельзя: толпа начнет давить, как на похоронах. И требование естественное:
"Паспорта! Главное, всем иметь с собой паспорта!" Кругом враги.
Падал пушистый снег. Разбрасывая мокрое снежное месиво, к скверику
возле института подкатил небольшой автобус - белый верх, голубой низ,
обляпанный грязью. Шофер проверил путевку и пересчитал пальцем севших. Нас
двенадцать. Окна закрыты белыми занавесками, но в щели немного видно.
Проехали Киевский вокзал, оказались на Минском шоссе. С него свернули влево
за Поклонную гору и сразу попали в густой лес. Ни жилья, ни людей, если не
считать милиционеров, прогуливавшихся вдоль обочин и провожавших нас
внимательными взглядами. Снег перестал идти. Короткий день, и без того