"Юрий Дружников. В гостях у Сталина без его приглашения" - читать интересную книгу автора

Принял ее пожилой человек в майорских погонах. После проверки
документов он весьма корректно попросил ее проехать с ним, как он выразился,
"в одно место", где "нам нужна ваша консультация". Ее привезли в Кунцево.
Там майор госбезопасности объяснил, в чем дело:
- Есть решение открыть в этом доме музей. Я был при Сталине всю жизнь
и сейчас здесь все, как при нем. Посмотрите, пожалуйста. Можно ли в таком
виде открыть?
Ее провели по дому. Она насчитала шестнадцать комнат (нам показали не
все). Во всех стояли диваны. На каждом диване лежала бурка.
- А где он спал? - спросила она.
- Этого никто не знает, - просто ответил его телохранитель. - В
какой комнате он спал и когда - днем или ночью, мы только догадывались. Не
положено было его беспокоить. Спал он одетым. Изнутри запирал дверь или
только накидывал дверную цепочку. Если прислуга знала, где он, то в щель
просовывала ему еду. Но разве это важно?
- Это будет личный дом-музей, - объяснила женщина-музеевед. - В нем,
согласно науке, необходимо сделать так, чтобы посетителям было ясно, где
кабинет, где спальня и так далее. А тут получается, что все комнаты
одинаковые. Например, у посетителей обязательно будет возникать вопрос:
"Почему он спал в разных местах?" И экскурсоводы должны объяснить.
Майор ее внимательно выслушал и попросил:
- Вы не могли бы изложить все ваши претензии на бумаге?
- У меня нет абсолютно никаких претензий, - сказала, похолодев,
музеевед. - Просто вы спросили - я ответила.
- Вот и изложите для моего доклада руководству...
- А портреты были? - спросил я женщину.
- Какие портреты?
- Членов Политбюро?
- Нет, портретов точно не было.
Не упоминает портретов и автор книги "Двадцать писем к другу". Через
несколько дней музей принял посетителей. Видимо, спешили выполнить указание
и наскоро заперли лишние комнаты. Чья была идея музея? Какова цель? Может,
просто ритуальная инерция? Зачем развесили членов Политбюро? Думается,
распоряжаясь об открытии музея, сподвижники вождя думали не столько о его
славе, сколько о себе. Полубог стал четвертьбогом, а мифодержавие работало.
Трон с подпиленными ножками опустел, но собутыльники оставались в списке
действующих лиц около трона. И кто его займет, было не ясно. Не отказался бы
ни один из них. Но корабль накренился, собираясь затонуть. За подол шинели
мифодержца придворные держались, как за спасательный круг, стараясь выплыть,
удержаться у престола.
Дом и после смерти хозяина оставался обителью людоеда, которому всю
жизнь было страшно и который сделал страх всеобщим. Но точно так же он
сделал всеобщими свое пуританство, макиавеллизм, вкусы. Его кунцевский
кругозор сделался кругозором всей страны, колючей проволокой, опутавшей
всех.
Сталин вполне мог проводить заседания Политбюро с их портретами вместо
них. Портреты столь же активно выражали свое мнение, как и оригиналы. Но
зачем ему было целыми днями глядеть на портреты тех, кого он глубоко
презирал и использовал в качестве лакеев? Сегодня мне ясно: наследники сами
распорядились повесить свои изображения в зале и сочинили легенду о том, что