"Юрий Дружников. Тридцатое февраля" - читать интересную книгу автора

Ключ заело в скважине замка, который давно надо было заменить. Евгения
выбежала в коридор.
- Режь хлеб, все готово!
Держа вымазанные руки на весу, она чмокнула его в щеку. Значит, помнит.
И соседей дома нет. Их часто нет, блаженство. В коридор выкатилась колобком
Зойка.
- Заяц, не подходи, я холодный. Новости в школе?
Зойка прыгала вокруг на одной ноге.
- Одна новость отличная и одна посредственная.
- За что посредственная?
- За устный счет. Нас по очереди директор проверял. Мама говорит, я
замедленная, как ты!
- Я? В семье два экономиста, а дочь не умеет считать.
Алик протянул ей бутылку.
- Тяжелая, не урони.
По случаю отсутствия соседей они выпили и ели картошку на кухне.
Картошку они ели всегда, только способ приготовления менялся. Потом Евгения
отнесла Зойку спать. Альберт хотел налить еще.
- Ты меня споил. Я - в стельку! В прошлое рождение, - глаза у нее
ехидно засветились, - тебе было тридцать два. А сейчас? Неужели тридцать
шесть? Смотри, сколько стало седых волосков! Мне надоело их у тебя
выдергивать.
Упрекая Альберта в старении, Евгения утешала себя. Хотя Плехановский
они окончили в один год, ее день рождения был осенью, ближайшие полгода она
могла считать себя моложе. С возрастом у нее становилось больше иронии. Она
совершенствовалась в поиске черт старения у других, отвлекая внимание от
себя.
- Тридцать шесть, - продолжала она. - В следующий раз будет сорок. А
через раз - сорок четыре. Все чего-то добиваются, а мы?
Этим "мы" она деликатно смягчала укор. Но направление его было ясным.
- С чего ты взяла, что все?
- В газетах пишут.
- Верь больше!
Он решил, что лучшего времени ее обрадовать не будет.
- Кстати, завтра я кладу Склерцову заявление об уходе.
Евгения смотрела на него с недоверием.
- Шутка?
- Серьезно.
- Хаимов?! Неужели Хаимов не трепался тогда? Значит, сдержал обещание
и берет? У него командировки заграничные... Что я говорила! Хаимов -
деловой парниша. Чувство долга у него есть.
- Чувство долгов.
- Не смейся!
- Он же за тобой увивался.
- Чепуха! Ничего не было. Был только ты.
- Жалеешь?
- Перестань! Хаимов пойдет еще выше, пока не узнают, что его папа был
Хаймович.
- Откуда ты знаешь?
- Привязался! Да он это всем евреям рассказывал.