"Юрий Дружников. Смерть царя Федора (Микророман)" - читать интересную книгу автора

другой город мира (в других странах он, правда, не бывал). И было ясно, что
закончит он свои дни здесь, где родился, хотя о конце старался не думать. Не
потому, что так уж боялся, а просто это был скучный предмет для мыслей.
Выйдя из дому, он вспомнил, что в возбуждении не пообедал. Домработница
Нюша, которая ходила за ним, как за малым дитем, без малого тридцать семь
лет, оставила ему инструкцию, в какой кастрюле чего, и поехала проверить, не
обокрали ли дачу. Нюша боготворила его; одно время они и спали вместе, когда
зимы были холодные, плохо топили и вдвоем было теплей. Коромыслов в
молодости долго любил женщину, которая состояла замужем за другим актером.
Роман этот тянулся годами. Не раз она обещала бросить мужа, но так и не
решилась. Из-за ожидания или собственной инерции по части детей и брака
Федор Петрович остался бездетным холостяком, что не мешало ему время от
времени, а по ситуации и весьма часто, удовлетворяться случайными
закулисными соединениями.
Нюша была права: надо было самому разогреть обед и поесть дома. Нюша
всегда оказывалась в практике права, может, именно потому Коромыслов на ней
и не женился.
Не в силах забыть про голод, он стал думать, где бы пообедать.
Забегаловки общепита с тухлым запахом отбросов и долго не мытой посуды
попадались ему по дороге. Сама мысль заглянуть туда отвращала от еды. Там и
слова-то человеческого не услыхать, не то что поесть. Он завспоминал старые
ресторации, которые в молодости его исчезали заодно с переименованиями улиц,
обычаев и всего остального. А те, что сохранились, не узнать.
За теми окнами, где сейчас рыгают командированные с Севера, тогда не
просто лопали, но совершали гастрономический обряд. Не просто
гурманствовали, но коротали досуг, дискутировали о судьбах России, работали.
Что говорить! Станиславский с Немировичем в "Славянском базаре"
познакомились. За столиком в "Эрмитаже" Власий Дорошевич фельетоны строчил,
закусывая куриными потрошками. А Пров Садовский? Тот за чарочкой часами
просиживал между спектаклями и репетициями.
Размышления кончились тем, что Коромыслов вошел в булочную, выбил в
кассе и взял батон, отломил горбушку, выбросил остальную часть в урну и,
матеря Нюшу, которая могла бы съездить на дачу в другой день, стал всухую
жевать.
Осень, любимое время Федора Петровича, стояла ветреная и бессолнечная;
с деревьев все посдувало, а снег не собирался лечь. Притупив голод и не
ощущая холода, Коромыслов в приятной возбужденности легко двигался за
кварталом квартал. Он чувствовал себя помолодевшим и совершенно вне времени.
Его обгоняли дрожки, респектабельные кареты с гикающими кучерами, ландо,
сани, крытые медвежьей шкурой, грузовички с солдатами, "эмки" и "зисы",
"волги" и "чайки", а он шагал себе в театр, подгоняемый уличным сквозняком.
Тут, возле китайского магазина, встретил Есенина в цилиндре и полосатом
шарфе, чисто выбритого и слегка пьяного, как теперь говорят. Возле того угла
гаркнул "здравия желаю" Маяковский; этот робот всегда по самому краю
тротуара шаги отмерял. Вот здесь, на перекрестке, Марина Цветаева грозила
Коромыслову пальцем из пролетки, - никак он теперь не вспомнит, за что. Уж
не приревновала ли? Под конец этого долгого маршрута Коромыслов утомился.
Все же надо было схватить такси.
Отворя дверь с надписью "Служебный вход", Федор Петрович по инерции
поклонился вахтеру и уже занес ногу над ступенькой, когда сбоку из темноты