"Юрий Дружников. Мой первый читатель (Микророман)" - читать интересную книгу автора

мне визочку военной цензуры с улицы Кропоткина.
Но была обширная категория сведений, по которым ни виз, ни согласований
не требовалось. Цезарь Матвеич начинал хрипло мурлыкать себе под нос
какую-то невнятную мелодию и под нее уходил в соседнюю комнату.
- Так я и думал!- он появлялся в дверях и поднимал указательный палец
вверх.- Все в порядке. Не надо визы, не надо согласовывать. Это, голуба,
просто нельзя упоминать в открытой печати, и все. Вам же легче, меньше
хлопот.
И правда, за годы работы опыт "чего нельзя" накапливался. К цензору
ходили все реже.
- Жизнь не мила, когда надо идти к Его Величеству Кастратору,-
жаловался Аванесян.
Возвращался он счастливый:
- Эта тема тоже обрезана. Я, ребята, становлюсь евнухом.
Фантастика захирела. Наука вымерла. Мысли зачахли. В газете становилось
все меньше даже невинных новостей. Ведь на публикацию их каждый раз
требовались визочки. При этом никто подчас не знал, в каком учреждении их
взять. Вскоре появилось инструктивное письмо, требующее представлять
одобрения соответствующих ведомств в цензуру за несколько дней до
предполагаемого опубликования - для регистрации в специальном журнале и
уведомления центрального руководства.
Цезарь Матвеич с термосом в руках гулял по коридору удовлетворенный:
- Чем больше визочек, тем меньше нервочек.
В отпуск он не ходил. Когда его с приступом гипертонии неожиданно
положили в больницу, в редакции появилась симпатичная девушка лет двадцати
пяти, коротко стриженая, строго одетая, но со славной мордашкой. Ее прислали
с Китайского проезда от Варвары Николавны на временную замену.
- Литснегурочка из Гавлита,- сказал Аванесян, ухитрившись заодно
слегка смешать с дерьмом слово "Главлит".- Будто мы не могли воспитать
цензора в нашем собственном коллективе.
Аванесян всегда, к месту и не к месту, вспоминал, что он незаконный
потомок Пушкина. Что его прапрабабушка согрешила, когда поэт бродил по
Кавказу. Этого нельзя было ни доказать, ни опровергнуть. Он носил такие же
бакенбарды, и звали его, между прочим, тоже Александр Сергеевич. Словом,
Аванесян отправился на разведку, прихватив с собой давно опубликованный и,
как он сам считал, неотразимо смешной фельетон. В рукописи, конечно.
Дальнейшее мне известно только со слов нашего фельетониста. Я ему, конечно,
верю, но за абсолютную правду не ручаюсь.
- Люда,- сказал он с порога.
- Лучше Людмила Павловна,- поправила она.- Слушаю вас.
- Цензор Матвеич, то есть Цезарь, всегда считал, что нужно
предварительное знакомство,- Аванесян разглядывал ее самым бесцеремонным
образом.- Вы как? В таком же разрезе или, может, с вами заранее не надо?
Может, сразу, а?
- Сразу ни в коем случае,- она слегка зарумянилась, не цензорским, но
женским инстинктом улавливая двусмысленность.
- Вот и ладушки! Тогда взгляните зорким оком.
Она стала читать, а он отошел к окну, чтобы стол, за которым она
сидела, не мешал ее осматривать. Время от времени она поправляла юбку, а он
время от времени поглядывал во двор, где работяги разгружали грузовик с