"Владимир Николаевич Дружинин. Тропа Селим-хана " - читать интересную книгу автора

подумал Нащокин. - Если не убедить Чулымова, он подаст ходатайство о
снятии".
- В жизни каждого из нас бывает такая полоса... Вроде душевного
кризиса, что ли. Слишком тихо было у Сивцова. Одни кабаны.
- Это не оправдание, - не согласился Чулымов.
- Конечно, не оправдание, - продолжал Нащокин. - Сивцова наказать надо.
Вопрос - как? Пришибить его или... Ведь до последнего времени он хорошо
служил. Размагнитился. Кроме боевых тревог, есть еще другая, постоянная.
Сивцов перестал слышать эту тревогу.
- Правильно, - бросил Чулымов. - Я жалею, честно признаться, что и
поисковую группу поручил ему...
- Не будем спешить с выводами, - мягко возразил Нащокин.
Нет, начальник отряда остался при своем. "Упорный мужик, - думает
Нащокин. - Знаток своего дела, но жестковат. Иначе надо говорить с ним".
- А ведь мы сами отчасти виноваты - и округ, и вы. Да, и вы, товарищ
полковник, - сказал Нащокин твердо. - Похвала без меры, похвала по инерции
убаюкивает, портит человека. Вовремя-то не заметили, что происходит с
Сивцовым, продолжали прославлять его. Пятая застава примерная! В привычку
вошло... А теперь вот спохватились - и сразу топить Сивцова. Нет, так
нельзя.
"Газик" катился по избитому проселку, расплескивая лужи. Низкие
строения, сложенные из грубо отесанного камня, показались за поворотом.
Затявкали собаки - злые, мохнатые, в ошейниках, унизанных шипами, - от
волков.
- Кочевка, - сказал Чулымов. - Эх, времени нет, а то зашли бы...
Чулымов, сын башкира и казачки, степняк, любил бывать на кочевках. Он
часами мог сидеть у очага, в котором трещат толстые сосновые обрубки, любил
отведать у огня свежей брынзы или сулугуни - жирного, пахнущего сметаной
грузинского сыра, потолковать о житье-бытье с чабанами, угостить конфетами
ребят, сгрудившихся на топчане. А потом выйти на пастбище, вскочить на
молодого жеребца, еще не привыкшего к седлу. В округе знали страсть
Чулымова, шутя спрашивали его по телефону: "Что, на кочевках удались ли
сыры? Каковы они на вкус?" Чулымов отвечал серьезно: "Сыры хороши, особенно
в колхозе имени Руставели. Там великие мастера".
Из сакли выбежала девушка. На ходу она надевала жакетку, но не могла
попасть в рукав и бросила ее на траву.
- Лалико, - сказал Чулымов. - Стоп! - приказал он водителю.
Девушка припала к стеклу. Чулымов вылез.
- Тихо, девочка, - сказал он с неожиданной нежностью. - Так и под
колеса угодить можно. Ну, что у тебя?
- Папа мой, - Лалико задыхалась, - в стаде ночевал. Не пришел...
- Постой. Где стадо?
- Знаю...
- Садись, девочка. Пиджачок подбери. Поедем к коменданту. Там людей
дадут, покажешь...
Лалико села, сложила жакетку на коленях, прижалась в углу.
- Кто ваш отец? - спросил Нащокин.
- Знатный чабан, - ответил за нее Чулымов. - Арсений Давиташвили.
Слыхали?
Машина скатилась с косогора. Внизу, в круглой ложбинке, как в горсти,