"Владимир Николаевич Дружинин. Два и две семерки " - читать интересную книгу автора

открыто.
Возможно, Савичев надеется выйти сухим из воды. Но не сможет он долго
быть в бегах. Не хватит уменья, выдержки.
Чаушев ускорил шаг. Идти до дома уже недолго, каких-нибудь пять минут.
Но подполковник поворачивает влево. Короткий переулок ведет в новый район
города, к жилмассиву моряков, пылающему высокими созвездиями огней. Там, на
шестом этаже, в квартире с балконом, где в ящиках зеленеют салат, редиска,
лук, живет Наталья, вдова судового механика.

12

Валентин идет к Гете. Улица темнеет, гаснут окна. Вон там сверкают
только два окна, - два глаза, наблюдающие за ним с угрозой.
Мысленно он беседует с Гетой. Сперва ему казалось, - он поздравит ее,
попросит прощения, в нескольких словах выскажет самое главное и уйдет, не
дожидаясь ответа. Она, может быть, кинется за ним. Он не обернется. Но, чем
ближе дом Геты, тем яснее Валентину, - не сможет он так уйти, Гета будет
спрашивать. Она захочет узнать, от кого он прячется сейчас, кого боится. Как
объяснить ей? Объяснить так, чтобы не оказаться трусом в ее глазах, жалким
трусом...
Когда он приблизился к подъезду, стало еще труднее. Нет, сказать ей: "Я
боюсь" - просто невозможно!.. Все же он поднялся. Прислушался. Загадал, -
если услышит за дверью ее голос, ее шаги, тогда позвонит.


[Image015]


Он стоял на площадке полчаса или час. Квартира точно вымерла. "Нет
дома", - подумал Валентин с каким-то неясным чувством, в котором смешались и
облегчение, и досада, и даже вспыхнувшее вдруг озлобление против Геты.
В глубине этой тишины, этого невозмутимого покоя, сгустившегося за
дверью, пробудился телефон. Подошла мать Геты.
- Анечка!
Снова тишина, - должно быть, неведомая Анечка что-то говорила там, на
другом конце провода.
- Ни в коем случае! Боже тебя сохрани!
Тишина.
- Там же негде купаться! Там же рынка нет фактически! Нет, нет, ты
сошла с ума!
Голос еще долго убеждал Анечку не ехать куда-то, где нет ни рынка, ни
купанья, нет грибов, ягод, - одни комары. Голос звучал из другого,
беспечного мира; и Валентина вновь стало томить ощущение, возникшее еще на
вокзале, а может быть, и раньше. Ощущение решетки, невидимой решетки,
отделяющей его от жизни, бушующей вокруг, просторной и привольной.
Анечка между тем перестала настаивать и начала прощаться, но
спохватилась.
- Да... Нет, я уже была.
Речь шла теперь о каком-то артисте, видимо, очень понравившемся
неугомонной Анечке, так как мать Геты сказала: