"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу автора

вами.


2

Командира разведроты я узнал издали: кубанка набекрень, белый войлочный
башлык на спине, поверх полушубка. Кто еще, кроме разведчиков, с таким лихим
озорством нарушает форму! Офицер, должно быть, только что проснулся. Он
месил снег кривыми ногами кавалериста, нагибался, хватал его пригоршнями и
растирал красное лицо.
- Солдата тягать нечего, - сказал он недружелюбно, выслушав меня.
- Да я вовсе не намерен тягать, - запротестовал я.
- Ну и все! - Он сбил с ладоней снег. - И башку ему нечего дурить. Не
позволю!
- Товарищ...
Башлык закрыл его погоны. Он был старше меня по званию, я угадывал это
по тону. Он зашагал к землянке. И у самой двери вдруг словно вспомнил про
меня.
- Эх, солдат-то какой, вы бы знали! - проговорил он совсем другим
тоном. - Солдат, как бы выразиться... только мышей не ловит... Эх!
Я расхохотался.
- Заходьте! - Он распахнул дверь и впустил меня в тепло землянки,
врезанной в насыпь.
В полумраке перекликались голоса, кто-то храпел. Горели дна трофейных
фонаря в кожаных чехлах, лучи скрещивались, отсвечивая серебром на топчане,
на столике, заставленном котелками, на рельсах, держащих бревенчатый накат.
Рельсы с этой же насыпи, с пути, разоренного немцами. Рельсы, по
которым когда-то мчались поезда из Ленинграда в Одессу, везя отпускников к
морю.
Котелки на столе тихонько позвякивают. Кругом в лесу беспорядочно
рвутся снаряды. Я привык к этому и словно не слышал их, когда шел сюда. В
землянку гул едва проникает, зато явственно отзываются алюминиевые
солдатские котелки - певуче и задорно.
- Кураев! - крикнул офицер.
Обросший бородой солдат соскочил с топчана, и я вздрогнул от
неожиданности.
Вот встреча!
Возникло в памяти Токсово, палатки запасного полка. Тогда и я был
солдатом. В нашем отделении появился скуластый загорелый парень с очень
тихим, ласковым тенорком. Но, странное дело, мы, новички, всегда хорошо
слышали его, что бы он ни сказал. Взят он был сперва во флот и вскоре
переведен в пехоту, носил тельняшку. Но, казалось, Кураев так и родился
солдатом!
Все ему удавалось сразу, все он делал споро и весело: упражнения в
противогазе, скатывание шинелей, сборку пулеметного затвора. Ох, и помучил
меня этот проклятый затвор! Тугая пружина не хотела вставать на место,
грозила выскочить, щелкнуть по лбу.
Вспомнилось, как я стирал гимнастерку. Перед этим мы валили деревья,
вымазались в смоле. Показаться в таком виде в Ленинград? Об этом нечего и
думать. Битый час я полоскал гимнастерку и мял ее, сидя на корточках у