"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу автораОх, сила! У вас "Очи черные" есть?
- Никак нет, - сурово отрезал Шабуров. - Жаль. Замечательная вещь! Добре, я Кураева сначала к вам направлю, - прибавил он неожиданно. - Может, почерпнете что-нибудь. - Отлично, - ответил я, усвоив лишь то, что увижу сейчас Кураева. - Штабной драндулет фрицевский, - сказал капитан. - В воронке застрял. Гитлер капут! - Он засмеялся. Вскоре к звуковке приблизился конвой - три наших солдата во главе с сержантом Кураевым - и двое тощих пленных в зеленых шинелях. На одном шинель была длинная, чуть не до пят, у другого едва прикрывала колени. Кураев поздоровался без тени удивления. Будто именно сегодня, в этот час он ждал встречи со мной. Шофер и писарь сдались добровольно. Завидев наших пехотинцев, они вышли из машины и, крича: "Гитлер капут!", подняли руки. В машине оказались бумаги. Кураев и солдаты набили ими вещевые мешки. Я бегло опросил пленных. Они прибыли на передовую недавно, с пополнением. О "креатурах" Фюрста, об убитом перебежчике не имеют понятия. Но о Фюрсте, конечно, слышали. О "герое дивизии" им говорили еще в тылу. Читали ли они нашу листовку о Фюрсте? Писарь, юный, косоглазый, похожий на озябшего кролика, ответил, переминаясь и стуча зубами: - Нам показали вашу листовку перед строем. Фюрста у вас нет. Чистая пропаганда. Как многие пленные, он произносит это имя с иронией. - Но как же нет Фюрста? А фото? - Нашли похожего, одели в форму, и вся игра! - сказал юнец с война. - А своим вы верите? - Не всегда, господин офицер. Но Фюрст мертв, у командования точные сведения. Безусловно! Наш унтер-офицер - очевидец. Фюрст при нем покончил с собой. Приложил пистолет к виску и последней пулей... - Пропаганда, господин офицер, - подал голос шофер. - Она не может быть правдой. Бойцы выкладывали из мешков бумаги. Конторские книги, синие и зеленые папки с орлами рейха, со свастикой. Документы мы оставили у себя. Пленных увели. Весь остаток дня, трясясь в машине, я разбирал немецкие бумаги. Нам повезло. В наши руки попали бумаги второго батальона авиаполевой дивизии, того самого, в котором служил Фюрст. "Дорогой Буб!" - бросилось мне в глаза. В особом конверте хранилась пачка писем, все они были адресованы Бубу и заканчивались неизменно: "Твой старый папа". Во многих местах чей-то красный карандаш подчеркнул машинописные строки. Резкая жирная черта выделяла несколько слов по-французски. "Aide toi et le ciel t'aidera", - прочел я. - "Помогай себе сам, тогда и небо тебе поможет". Вот она наконец пословица, так заинтриговавшая нас! Да, конечно, та самая. "Креатуры" недаром навострили уши. "Старый папа" довольно ясно указывал сыну выход из войны. Сначала я читал только подчеркнутое, выискивал самое нужное для нас, а |
|
|