"Владимир Николаевич Дружинин. Завтра будет поздно " - читать интересную книгу авторавсе равно, можно считать, нет.
Он опустился на ларь рядом со мной. Нас подбрасывало на выбоинах, сталкивало, он дышал мне табаком в лицо. - Очень просто нет, - повторил он. - Оболочка одна... Вот как они... Он смотрел в окно. Там, качаясь, проплывал редкий лес, и на талом снегу среди нетронутых, свежих березок лежали убитые. Наши убитые. - Наступление, - услышал я дальше. - А им уже все равно. Вот и я... Ну, доедем до Берлина! - крикнул Шабуров и сжал кулаки. - Мои-то не воскреснут... Видение за окном уже исчезло. Лес прошел гуще, черным пологом задернув мертвых. Шабуров все смотрел туда. - У каждого потери, - жестко перебил я, так как очень боялся, что Шабуров разрыдается. - У меня отец умер в блокаду. А мы все-таки существуем и должны существовать. "Меня нет", - повторялось в мозгу. Эти слова неприятно кололи. Потом протест сменился жалостью. Жить на войне трудно. И надо, чтобы человеку было чем жить на войне. Шабурову нечем, и это страшно. Пожалуй, это самое страшное на войне. Он мог бы жить местью, если бы ему дали гранату, поставили к орудию... - Ну, снова рапорт напишу. Что толку! Уперся майор, как... Ничего, я добьюсь! Что-то новое шевельнулось во мне. - Правильно! - сказал я. - И добивайтесь, коли так. Меня-то майор не послушает, а то... Он схватил мои руки. мол... А по сути - уважает вас. - Ладно, - сказал я, отвечая на пожатие - Ладно... Я все, что могу... До сих пор я был на стороне Лободы. Сейчас я уверял себя, что Лобода несправедлив к Шабурову. А Лобода тем временем беседовал в шоферской кабине о Охапкиным. Чаще доносился глуховатый, иногда срывающийся тенорок Коли, он что-то с воодушевлением рассказывал майору. Окно темнело, близился час ужина. Я обдумывал, как лучше завести разговор с майором о Шабурове. Но все сложилось по-другому. Мы въехали в Титовку. Эта лесная деревушка не упоминалась в сводке боевых действий. Известна она стала только тогда, когда наши вошли в нее и увидели догорающие костры на месте домов. Теперь костры погасли. Они лишь дымили кое-где. Тянуло гарью, и к этому примешивался еще какой-то запах, тошнотворный, сладковатый. Я ощутил его, как только вышел из машины. Из мрака вынырнул коренастый белесый лейтенант в угловатом брезентовом плаще. - Вижу, машина ваша... - сказал он, переведя дух. - Генерал Лободу ищет. Он увел майора куда-то в темноту, наполненную скрипом орудийных колес, хлюпаньем шагов. - Ряпущев, адъютант генерала, - сказал Шабуров. - Николай, рули-ка подальше. Сладковатый запах настигал всюду, вся сожженная Титовка дышала им. |
|
|