"Владимир Николаевич Дружинин. Державы Российской посол (Роман) " - читать интересную книгу автора

мудрейший. На слово никому не верит.
Старушка махонькая, а за версту летит ее пронзительное:
- Ох, спущу я с вас жир!
Дворня, тягловые мужики, старосты - все трепещут перед бабкой. Чуть
что - кнут, батога, отсидка в холодной избе, за конюшнями. Невольно Борис
щупал себя - не жирен ли. Боялся гнева бабки, боялся и ласки. Рванет она к
себе, впившись ногтями, взлохматит голову или стукнет слегка по загривку -
угадай, серчает или жалеет.
Бориса отдала на службу сама.
- Тебя к царю за пазуху. Куда же еще?
При этом сжимала рот скорбно. И на службе не чаяла успехов от
хворого.
Нежданно притопал домой фузелер в кургузом немецком кафтане. Штаны
чуть ниже колен, чулки, башмаки с пряжками, все нерусское. Никогда не
бывало ни Куракина, ни Одоевского в подобном виде.
Аграфена - кормилица Бориса - запричитала, грела княжеские ручки в
своих, окропила мозоли слезами.
- Батюшка! Милый, сердешный...
Бабка цыкнула, прекратила стенания. Так, значит, надо. Может,
отскочат болезни, сгинут вместе с лишним жиром. Царю не укажешь. В его
воле выбирать потеху, какую похочет.
Уединившись с Борисом, выспрашивала новости. Недослушав лепет внука,
принималась судить и рядить. Царь должен быть один. Кого чтить - Петра,
Ивана или Софью? Ошибешься - не дай бог!
После женитьбы Петра бабка ополчилась на Лопухиных. Ябедники,
горлодеры, пустобрехи. Вся их знатность - на площади, среди таких же
бессовестных.
Была она сильно не в духе, - встречала на Москве-реке на куракинской
пристани струги с мукой, и один едва дотащился: кормщик зазевался на
перекате, налетел на камень. Днище пробито, мука попорчена.
- Народилось их, Лопухиных, как цыплят. Тьма тем. Все во дворец
хлынут. Лопухинское царство настанет. Царя совсем с толку собьют.
Подсунули ему Евдокию-дуру, ныне всей оравой навалятся.
Борис не спорил. Известно, фамилия не весьма значительная, шляхетство
среднее.
- Положим, - поправилась бабка, - Лопухиным не властвовать.
Мелковаты. А великие где? Нарышкины, Голицыны грызутся - шерсть летит.
Стрельцы сабли точат. А чего добились?.. Отвратило, отвратило царя от
старых фамилий.
- Отвратило, - согласился Борис.
- Кто Петру Алексеичу разумное слово скажет? - продолжала бабка,
распаляясь. - Лефорт, что ли, пьяница? Ты видел ли Лефорта? У него будто в
саду вино бьет фонтаном. Блудница голая полощется, завлекает царя.
В компании с Лефортом спальник еще не бывал. Лишь два года спустя
царь обрадовал, позвал с собой к швейцарцу.
Немецкая слобода в воскресный день тиха, улицы пустынны. Дремлют
вороны в теплых шапках-гнездах. Кирка глухо, словно шепотом, отбивает часы
над крутыми крышами.
Гости ворвались в слободу бурей, кучера нарочно орали на лошадей,
чтобы расшевелить басурманское гнездовье.