"Владимир Николаевич Дружинин. Державы Российской посол (Роман) " - читать интересную книгу автора

задержали и положили шоколаду - нате, ешьте на здоровье.
Не избежал бы кары Броджио, кабы не приключилась в ту ночь беда. Утек
к туркам голландец Янсен, продался басурманам, пренебрег, мерзавец,
царской дружбой. Теперь жди пакостей! И точно, негодяй указал азовцам и
направление удара, и час подходящий - послеполуденный, время отдыха.
Броджио при сих заботах был забыт.
Нападение турок и тяжелый бой описаны Куракиным в дневнике подробно,
ибо для него происшествие окончилось счастливо.
Избрав для взлома позицию, занятую стрельцами - вояками наименее
стойкими, - враги "вырубили шанцы аж до самого обозу и артиллерию
тягостную заклепали, а девять пушек полковых повезли в город. И на выручку
того посланы были полки от генерала Гордона стрелецкие, в том же числе и
нашего Семеновского половину полка, в которых ротах и я со знаменем белым
был, от первой роты своего регимента, на которой вылазке в бою, аж до
самого вечера, то у меня в руках знамя пробили с города два раза из пушки,
и мне кафтан под левую пазуху прострелили и рубашку, только что мало тела
не захватили. И на той вылазке Семеновский полк первое слово зажил, что
добрые солдаты".
И сам прапорщик, удержавший знамя - двуглавого орла, шитого серебром
на белом полотнище, - был удостоен царской похвалы.
- Цепок наш Мышелов, - смеялся Петр, наливая Борису чарку.
А поручик на себя дивился, ведь, кажись, не он, а другой кто-то,
могучий, бесстрашный, исполненный ярости, устремился в гущу схватки со
знаменем в левой руке, с палашом в правой. Отсек ухо рябому полуголому
янычару, повернулся, сбил занесенную палицу, затем погнался за
отступавшими, колол в спины, размахивал прапором, проваливался в
траншементы и выскакивал, прыгал через мертвых.
Осушив чарку, прапорщик Куракин, впервые отличившийся на марсовом
поле, посмел выложить царю наболевшее.
- Чужестранцев поубавить бы надо. Войско серчает, вор Якушка чуть не
погубил нас.
- Стрельцы на турка серчали бы шибче, - ввязался Меншиков, вынырнув
из табачной мглы, затопившей царскую квартиру.
- Не токмо стрельцы, - уронил упрямо Борис, не глядя на настырного
пирожника.
- Тебя, что ли, в инженеры возьму? - спросил Петр в упор. - Или
тебя? - прибавил, поворотясь к Алексашке.
Царю все едино - князь или пирожник... Борису стало не по себе.
- Попытаюсь, мин херц, - фыркнул тот.
- Твоя милость, - и Куракин смерил взглядом Меншикова, - еще и
букваря не касалась перстами.
Хитрец будто недослышал. Чтобы не досаждать царю мелкой сварой,
великодушно поддержал Куракина:
- Иноземцев, и правда, многовато. Кто дары приносит злонамеренно?
Забыл я твою поговорку, мин херц. Князь подскажет.
Князь молчал, растерявшись. Меншиков возгласил с торжеством,
подмигнув царю:
- Данайцы, херц мой сердешный. Бойся данайцев! Какой они земли -
немецкой, что ли?
Алексашка ухмылялся дурашливо, тараторил, отвращал от царя приступ