"Ион Пантелеевич Друцэ. Последний месяц осени (Молдавские повести) " - читать интересную книгу автора

крепким шагом пешехода и постепенно сливается с серой осенней пахотой.

По голым полям бродит облезлая, бывавшая во многих переделках бездомная
собака. Почуяв вдали человека, она пулей пускается вдогонку. Отец даже не
замечает, когда она увязывается за ним - вдруг видит, бежит по его следу
дворняжка, покорно, низко опустив голову, точно выросла у нас во дворе,
невероятно привязана к старику и теперь сопровождает его в дороге.
Остановившись, отец разглядывает ее долгим, сочувственным взглядом.
Собака тоже смотрит на него. Отцу становится жалко собаку - кругом одна
пашня, голодно и неуютно. Поставив кошелку, он склоняется над ней, а собака,
подкравшись ближе, умильно виляет хвостом. Правая рука старика вдруг
сворачивает мимо кошелки, идет правее, ищет на земле твердый комок, и,
сообразив, чем дело пахнет, дворняжка отскакивает, несется пулей, а отец,
выпрямившись, берет кошелку и идет своей дорогой. Отсутствие достоинства -
это то, чего он никогда никому не прощает.
Перемахнув крутой подъем, дорога опускается в огромную долину, и эта
долина, мягко извиваясь меж холмами, тянется далеко на юг. Кругом выщипанное
скотиной до самых корешков пастбище. Старый, наполовину прогнивший мостик,
мутная речушка со звучным именем Кайнары, разбросанные тут и там на ее
берегах кустики желтой ракиты. У старого моста отец сходит с дороги, идет
вниз по речке, и следы его новых ботинок с удивительной покорностью
повторяют мельчайшие изгибы реки. Кайнары - это друг его детства, и старику
доставляет большую радость эта встреча.
Долиной идти хорошо, тут полное затишье, но вдруг из-за очередного
поворота показывается старый колодец. Отец, удивленно смахнув шапку на
затылок, останавливается. На сером, почерневшем от времени журавле колодца
сидит неподвижно, словно нарисованная, черная ворона. Старик, презирая этих
прожорливых птиц, ищет чего-нибудь, чтобы запустить в ворону. Спешит к
колодцу, на ходу подбирая и швыряя в нее все, что только попадается под
руку.
После удачно брошенного камушка ворона снимается с жерди, мягко
скользит на коротких ощипанных крыльях и тонет в соседней пахоте.
Отец принимается исследовать колодец. И грустнеет старик, потому что
колодец в жалком состоянии. В сумрачной глубине чернеет крошечный пятачок
живительной влаги, но этот родник испоганен брошенными кем-то палками.
Стояк, на котором качается журавль, прогнил совершенно, остальное поросло
мхом, и так горько, так обидно делается старику. Обнаружив похожий на
скамеечку, наполовину всосавшийся в землю камень, он садится, кряхтя
по-стариковски, и вместе с этим возгласом "о-хо-хо-хо" будто замирает все
вокруг. И солнце повисло, зажатое тучами, и голые кусты ракит не шелохнутся,
и даже воды Кайнары замерли в русле.
Привал. Отец отдыхает. Когда он отправляется навещать нас, то всегда
идет этой долиной, и здесь, у колодца, нагоняет его первая усталость.
Теперь, присев, он, может быть, отдыхает, а может, вспоминает, как много лет
назад ехал он жарким летом на высокой, груженной пшеничными снопами телеге.
Пить хотелось ужасно. Там, у скалы, был в ту пору родник, и стояла там,
склонившись над водой, молоденькая девушка с глиняным кувшином. Отец
попросил напиться, и с этого влажного кувшина началась жизнь всех нас
шестерых.
Родник у каменной скалы засыпан, теперь и не отличишь, где он там был,