"Ион Пантелеевич Друцэ. Последний месяц осени (Молдавские повести) " - читать интересную книгу автора

садов Кишинева. Отец присоединяется к мамашам-болельщицам, он даже
заприметил красный беретик, который, по его мнению, должен победить, Но,
взглянув на солнце, отец становится грустным. В Кишиневе много всяких
диковин, но на то, однако, и дана мужику голова, чтобы не терять попусту
время.
Длинный пятиэтажный дом на центральной улице. Старик входит во двор,
блаженно улыбаясь всем встречным, словно все они, живущие в одном доме с его
сыном, его лучшие друзья. Поднявшись на второй этаж, он тут же спешит нажать
кнопку звонка, но, что-то вспомнив, виновато опускает руку и стоит у двери,
прислушиваясь. Какой-то чудак сказал ему, что самое страшное для писателя -
это когда его отрывают от работы. Поэтому, говорили ему, они не доводят до
конца и одной трети начатых ими книг. А отцу, ясное дело, не хочется, чтобы
из-за него я не кончил еще одной книги.
Пишущей машинки не слышно, и он тихо, виновато стучит. Никто не
отвечает, и он стучит вторично. Потом звонит долго, тревожно, а ему все не
отвечают, и он поник, опечалился. Вот уж чудак человек! Сколько раз я ему'
писал, что меня осенью не будет в Кишиневе, что осенью я переберусь в
Москву, - старик этому не может поверить и, оказавшись в Кишиневе, спешит по
старому адресу.
Огорченный, он сходит по лестнице, выходит через ворота, смешивается с
толпой на тротуарах, привнося в живой городской ритм пешеходов медленный,
измеренный другими заботами темп. Идет долго по центральной улице, никуда не
сворачивая, и то затеряется в толпе, то снова вынырнет. У низенького здания
центральной молдавской газеты останавливается. Чему-то радуется. Уже лет
десять, как я не работаю в этой газете, но отец, верно, думает про себя:
вдруг зайдет, откроет дверь, а я сижу как ни в чем не бывало за своим
столиком!
В редакции, как всегда перед зимой, идет капитальный ремонт. Стулья
составлены горкой, на столах лежит кирпич, на запорошенном пылью полу без
конца трещат телефоны, а по коридорам бегают литработникн с корректурой, с
читательскими письмами. Открыв поочередно все двери и убедившись, что меня
нет, отец уходит. Уже у самого выхода он вдруг слышит за спиной!
- Эй, старина!
Курьер редакции, только что присевший выпить свой обеденный чай, узнал
его. Они долго, с достоинством приветствуют друг друга, потом отец, увидев
стакан горячего чая и сделав испуганное лицо, спрашивает у курьера:
- Неужто перешел в другую веру?
В ответ на это удивление курьер хлопает себя по карманам, как бы
говоря: ну решительно ни копейки! Отец, предварительно оглянувшись, дабы не
наскочило слишком много любителей, таинственно кивает в сторону выхода.
В небольшом пивном баре напротив редакции отец берет бутылку столового
вина, наливает два стакана и выжидательно смотрит на курьера. А тот, хоть и
свой, деревенский человек, тянет душу. Пьет вино долго, со смаком, потом,
намазав кусок хлеба горчицей и посыпав еще солью, принимается говорить,
возмущаясь по мере того, как наедается горчицей. От него отец узнает, что
плохи мои дела. Лежит в редакции двухподвальная статья, и разносят меня в
этой статье так, что не остается камня на камне.
Отец, следя за категорическими жестами курьера, демонстрирующего
разрушительную силу статьи, втягивает, как и Антон, голову в плечи, косится
на всех входящих в пивную, словно все они прикладывали руку к этой статье.