"Ион Пантелеевич Друцэ. Последний месяц осени (Молдавские повести) " - читать интересную книгу автора

Андреем белой рубашке, а кругом идет гулянка. Около восьми пар гостей,
по-братски обнявшись, сидят за столом, поют "Распрягайте, хлопцы, коней",
поют так, что мелкой дрожью отзванивают стекла в окнах. Отцу, должно быть,
тоже мерещится девушка, которая выйдет рано утром по воду, он тоже поет
вместе со всеми, хотя видно, что он не знает ни слов, ни мелодии. В редкие
минуты тишины, застенчиво улыбаясь, он поддакивает установившемуся кругом
праздничному настроению: "Ничего, все хорошо..."
Под утро гости расходятся по деревне, веселясь и балагуря вовсю, жена
Андрея забегает к спящим в маленькой комнате ребятишкам и, присев рядом с их
кроватками, дремлет, а в комнате, где недавно еще шла гулянка, остаются
только двое - отец с сыном. Им так много нужно сказать друг другу, и так
мало у них на это времени осталось, что они сначала просто сидят молча.
Потом Андрей низким, простуженным голосом запевает молдавскую песню, и отец
вздрагивает от неожиданности. Когда-то давно это была его любимая песня, но
с годами она ушла, и отцу просто не верится, что одному из сыновей удалось
ее сберечь.

Старость - тяжелая одежда,
Все бы отдал, лишь бы сбросить с себя.

Рано утром жена Андрея стоит у калитки, бледная и грустная. Она устала.
Очень устала. А кроме того, она искренне любит нашего отца. Беспомощно
повисли две огромные, почти до колен руки, и она механически печально
повторяет про себя: "Мамонько моя ридная..." А отец уже вышел из деревни.
Идет медленно, с достоинством, очень довольный таким приемом. Рядом идет
задумчиво самый старший среди нас, и думает он тяжелую свою думу о моторах
внутреннего сгорания. Далеко за деревней, там, где начинается новое шоссе,
они прощаются. Отец растроганно целует Андрея в лоб, Андрей же, торопливо
пожав ему руку, скупо улыбнувшись, поворачивается, идет напрямик по пахоте к
еле виднеющимся вдали колхозным мастерским. Отец стоит на обочине нового
шоссе и, не мигая, провожает сына. Удаляясь, Андрей становится все меньше,
его плотная фигура растворяется в серой мгле осеннего утра, но ни разу сын
не оборачивается, чтобы посмотреть - ушел отец или стоит еще там. И думает
старик про себя, что нелегок хлеб тракториста, что эти промасленные гайки
если уже завладеют тобой, то надолго. И горько ему, что отдал гайкам сына, и
рад, что сын хорошо живет.
А время идет, осенние дни коротки. Отец плетется дальше, но идти по
новому шоссе трудно. Местами дорога мощена, местами перерыта машинами, с
мелкими кучками гравия по обочинам - не успели вымостить. Потом с какой-то
высоты дорога медленно, величественно начинает спускаться. Посмотреть -
дорога вроде ровная, а пешеход чувствует спуск, и отец радуется. Долго
спускается эта дорога, и то польза.
На половине спуска отца обогнала груженная мешками телега. Ездовой
кивком предложил подвезти, но отец, мельком взглянув на усталых, взмыленных
лошадок, поблагодарил за приглашение, однако не сел. Потом стали спускаться
телеги одна за другой, но все они дальние, груженные хлебом. Ездовые
приглашают его без конца, а упрямый старик, жалея скотину, благодарит,
благодарит всех и продолжает идти пешком.
Километра через два, там, где кончается спуск, кончается и это новое
шоссе, передавая своих ходоков широкой асфальтированной дороге. Асфальт -