"Морис Дрюон. Последняя бригада" - читать интересную книгу автора

не могли рассказать ничего хорошего. Их заставили освободить комнаты первого
этажа. Все бригады верховой кавалерии разместили в корпусе Лиотэ, по
двадцать человек в спальне. Удобств не будет, мебели тоже, а вещи придется
укладывать как простым рядовым. Что же до пресловутых тренерских лошадей, о
которых столько говорили, то лошади положены только раз в неделю. Остальное
время - полевые занятия, каждый день с семи утра. Амуницию курсанты должны
чистить сами. Верховая езда отошла на задний план.
- Нет, Сомюр уже не тот, что раньше, - без конца повторял Монсиньяк,
как будто точно знал, что было раньше. - Традиции исчезают. Тем, кто сюда
попадет во время войны, здорово не повезет!
За столами было шумно и накурено, но как-то безрадостно.
Поскольку радость, видимо, тоже относилась к числу местных традиций и
курсантов трудно было совсем ее лишить, они сели играть в покер. Шарль-Арман
проиграл несколько луидоров и благоразумно уступил свое место
Ламотт-Сенвилю.
Он чувствовал, как расширяется трещина в его отношениях с друзьями. В
их речи появилось множество намеков на вещи, которые он уже не понимал. В
закрытом школьном мире произошел раскол на два лагеря. И с первых же дней
Шарль-Арман оказался в противоположном лагере: в моторизованных войсках.
Ему надоело, что каждый входящий и выходящий говорил ему "мой бедный
друг", и, побродив еще немного по территории, он отправился в свою комнату.

5

Белобрысый дикарь сидел в ногах своей койки, растянув на поднятых
коленях сверкающий аккордеон, и наигрывал мелодии Центральной Европы.
Ламбрей насупил брови.
- Добрый вечер, - сказал Стефаник, не переставая играть.
У него были голубые глаза поэта, худое лицо и слегка асимметричный
длинный подбородок. По клавишам аккордеона бегали огромные руки, силу
которых Ламбрей уже успел оценить.
- Добрый вечер, - ответил он. - А кто застелил койки?
- А вон, кюре.
Стефаник мотнул зажатой в зубах трубкой в сторону парня, разбиравшего
вещи возле окна.
Ламбрей узнал курсанта, поднявшегося, когда выкликнули фамилию
Монсиньяк.
- Полагаю, вы хорошо знакомы с моим кузеном, - произнес "другой
Монсиньяк", подходя к Ламбрею.
- А, так вы Эмманюэль! Ну да, Жорж мне о вас рассказывал. Ведь вы...
- Бенедиктинец, - ответил Эмманюэль Монсиньяк. - Был послушником... А
ваше имя я прочел на сундучке. Я поселил вас возле окна. Вы не против?
- Нет, что вы. Спасибо. А это кто? - показал он глазами на Стефаника.
- Он из чехословацкой добровольческой армии, будет учиться на офицера
связи.
Шарль-Арман легонько постучал себя пальцем по лбу.
- Да нет, вы напрасно так думаете, - отозвался Монсиньяк, - вот
увидите. Он очень добрый.
- Вам, должно быть, весь мир кажется добрым. Вопрос веры.
- В каждом человеке есть доброта, - ответил бенедиктинец, прищурив