"Евгений Дрозд. Некромант" - читать интересную книгу автора

летят искры. Диркот ощутил холодок в груди, как будто он стоял на пороге
чего-то, лежащего за пределами обитания внятных человеку понятий. Говорят, в
Элладе, в тенистых рощах, где обитает Пан, людей, среди бела дня, при ярком
свете солнца, вдруг охватывает беспричинный ужас, который так и называется -
панический. И ужас этот, самое интересное, смешан с неизъяснимым восторгом.
Что-то похожее испытывал Диркот, неподвижно сидя с камнем-электроном в руке
и вперяя пустой взор во мрак помещения. В голове был хаос, но из этого
смятенного вихря выскакивали слова и понятия и выстраивались в стройную
цепочку. "Искры... покалывание в пальцах... Ву Ли лечит уколами серебряных
игл... ци... пневма... огнелогос... нумен... нумен императоров и нумен
богов... Юпитер... громовержец... молния... Вот оно! Молния!.." Из груди
Диркота вырвался непроизвольный выдох-стон, короткое и восторженное "ха!" Он
чувствовал, что волосы на макушке встали дыбом и все тело пронизывают
огенные искры. Все, все слилось воедино перед его внутренним взором и он
увидел, ощутил единую суть мироздания, столь многообразную в своих
проявлениях. Ци, нумен, огнелогос - огненная нить, пронизывающая человека и
Вселенную. Молния Юпитера и искры, которые он, Диркот, только что сам
производил, - все это проявления одной и той же силы и силу эту, пусть в
ничтожных количествах, он научился извлекать из куска электрона. Да, Юпитер
огненной стрелой может разрушить дом или сжечь дерево, а искорки Диркота
способны лишь уколоть кончики пальцев. Но это - проявления одной и той же
сути. И теперь надо научиться накапливать и сохранять эту силу. А там...
Вот так Диркот совершил первое из двух своих великих открытий...
Рев трибун заставляет Диркота поднять голову. Он так погрузился в
воспоминания, что и не заметил, как в сполиарий приволокли несколько трупов.
Игры, стало быть, уже начались. Он приподымается, внимательно осматривает
тела гладиаторов. Нет, это именно трупы. Здесь ему делать нечего. Новый
всплеск шума на трибунах и через минуту в дверном проеме появляется
либитинарий, волокущий очередную жертву - молодого, светловолосого германца.
Он еще жив. Либитинарий затаскивает германца в помещение и бросает, вновь
устремляясь к арене. Диркот подхватывает корзину и подходит к раненому.
Опытным взглядом осматривает рану. У германца разорван живот, разрублена
грудная клетка - из кровавой пены торчит сахарно белая перебитая ключица.
Грудь гладиатора судорожно вздымается, но жить ему осталось считанные
мгновения. Диркот опускается на колени, ставит корзину на каменный пол,
откидывает крышку. Внутри корзина разделена на дюжину гнезд-ячеек. Диркот
извлекает из одной ячейки тонкостенный керамический сосуд объемом не больше
четырех киафов. Дно сосуда и стенки до двух третей высоты снаружи и внутри
оклеены тонкой золотой фольгой. Горлышко закрыто пробкой, из которой торчит
бронзовый стержень с шариком на конце. Под шариком на петельках свободно
болтаются, соприкасаяь друг с другом два листочка, схожих с листьями лавра,
но искусно сотворенных из той же золотой фольги. Диркот ставит сосуд на пол
у макушки умирающего, берет германца за руку и вглядывается в его искаженное
мукой лицо. В глазах Диркота не отражается ничего - ни гнева, ни сочувствия,
ни боли. Он многого насмотрелся под этими сводами.
Вот, наконец, тело германца вытягивается в последней судороге, из
широко раскрытого рта выливается струйка крови, глаза стекленеют, а его
рука, которую держит Диркот, становится тяжелой как камень. И в этот самый
миг листочки под бронзовым шариком вздрагивают и чуть-чуть, едва заметно для
глаз, расходятся в стороны...