"Андрей Дрипе "Последний барьер" (Роман о колонии для подростков)" - читать интересную книгу автора

Заседание педсовета школы заканчивается, и Крум выходит в коридор
мрачный и оскорбленный. Ему попало - в классе много неуспевающих. А при
чем тут он? Как будто не знают, что за народ эти воспитанники! И вообще:
какой можно требовать работы и на какие надеяться результаты, если
мальчишки сидели по два-три года в одном классе, меняли школу по двадцать
раз, покуда вовсе не бросили.
Когда в коридор выходит начальник колонии Озолниек, Крум направляется к
нему.
- Что же я, по-твоему, делаю не так? Быть может, вместо двоек я должен
ставить тройки и призывать других преподавателей делать то же самое?
Озолниек отпирает кабинет и приглашает Крума войти.
- Я не страдаю манией стопроцентной успеваемости, - с улыбкой говорит
Озолниек. - Пусть двойки будут хоть у всех, но когда действительно сделано
все возможное, чтобы их не было.
- А разве сделано не все? Чего еще не хватает?
Озолниек с минуту думает.
- Кое-кто из педагогов делает маловато. И ты тоже. Именно из-за того,
что ребята распустились, одних объяснений и работы в классе мало. Их надо
непрерывно подхлестывать, нельзя оставлять в покое и после уроков, надо
контролировать, разговаривать с ними, С воспитателями, с мастерами.
- А когда, в какое время? Выходит, я должен торчать в колонии от
подъема до отбоя, - говорит Крум.
- Нет, конечно, но, очевидно, надо бы подольше, чем теперь.
- И ты считаешь - это поможет? Все равно, Эрик, мы крутимся на холостом
ходу.
- А если я скажу, что это неправда?
- Не поверю. Может быть, ты так думаешь, но ты заблуждаешься. Толку нет
и не будет.
- Был у нас воспитанник Воронин, по кличке Самурай... - Озолниек
садится и предлагает стул Круму. - Его освободили, когда ты только
поступил к нам на работу. Парень прошел настоящую воровскую академию, и
занесло его в Латвию из Одессы. Таких те~ перь больше не встречается.
Когда его привезли, здания школы еще не было, занятия проводили в одном из
общежитий.
Я тогда был воспитателем. После приемки мы с ним отправились в укромное
местечко, сели на колченогие табуреты и стали беседовать. Я рассказывал
ему про нашу жизнь, про послевоенное строительство, про самоотверженных
людей. Одним словом, старался изо всех сил. Говорил, как нехорошо
воровать, как это унизительно для человека, как вредно для общества. Он ни
полсловом не возражал, все, казалось бы, понял, со всем согласился.
Вежливый, тихий, как почти все воры. Сам знаешь, воры тут наиболее
симпатичный народец. В общем, я говорил, парень слушал. И мне самому
казалось - здорово говорю, проникновенно.
Кончил и ожидаю слез умиления в его глазах. А он помолчал, поглядел на
меня и бодренько так говорит:
"Гражданин воспитатель, вы представьте себе, что вы ночью на вокзале.
Граждане дремлют, ждут, когда подадут состав, а дежурный шшт куда-то
ухилял. И перед вами стоит чемодан - тяжелый, солидный. Вы точно знаете:
никто не заметит, если вы его возьмете.