"Андрей Дрипе "Последний барьер" (Роман о колонии для подростков)" - читать интересную книгу автора

что наговорил этот хвастливый болтунишка. Трудынь не врет, просто у него,
мягко говоря, склонность к творческому осмыслению фактов, но воспитатель
уже приноровился отметать шелуху и оставлять важное.
Да-а, Межулис... Сейчас с ним, пожалуй, было бы легче, если бы на
приемке сами не дали маху, но - что упущено, то упущено. Такие, как
Межулис, попадаются не часто, и к первой беседе с ним надо было
подготовиться вдумчивей. Киршкалн хорошо помнит, как все было.
- Ты за убийство отбываешь срок? - спросил начальник режима, а он
никогда не отличался тактичностью и умением вникнуть в переживания
человека.
Конечно, начальник колонии Озолниек никогда не задал бы вопрос в такой
форме. Но в тот момент он просматривал дело нового воспитанника, что-то
искал в нем. Вот начальник режима и решил заполнить паузу. Мелочь, но,
возможно, как раз эта мелочь все и решила. Жаль, что не Озолниек заговорил
тогда первым.
- Да, - коротко ответил юноша.
Киршкалн заметил, как тот внутренне напрягся до предела, но сумел
скрыть это. Узкое, довольно обычное лицо, только линия губ обозначена
четко и несколько выдвинут вперед подбородок. Левая рука сжата в кулак, а
правая, в которой он держал фуражку, все время мелко тряслась.
- Давай поподробней! - потребовал начальник режима.
- В деле все сказано, - отрубил Межулис.
- Что в деле, мы и сами знаем!
- Чего же спрашиваете? Мне добавить нечего! - Паренек побледнел.
Для начальника режима это было уже слишком.
- Ты здесь свои штучки забудь! Тут мы тебя будем учить, не ты - нас! -
вскричал он.
И тут произошел взрыв. Киршкалн, внимательно наблюдавший за парнишкой,
ожидал этого. Озолниек отложил дело и хотел было вмешаться, но не успел.
- Ничему вы меня не научите! Вы! Вы!.. - кричал Межулис, вытянув вперед
шею.
От волнения и ярости он не мог подыскать достаточно гнусного слова,
чтобы швырнуть его в лицо сидящим за столом. И не им одним. Киршкалн
понимал, что юноша в этот крик вкладывает ненависть ко всем тем, в кого он
потерял веру. Это не была обыкновенная грубость или распущенность, скорей
это был неосознанный крик о помощи. Во взгляде мальчика наряду с
ненавистью просвечивали безысходность и боль, страдание человека,
достигшего предела своих внутренних сил, человека, у которого еще минуту
назад сохранялась крупица веры, который еще надеялся, ждал, что, может
быть, хоть тут его поймут, но истекла эта минута, вокруг беспросветная
темень, и он один как перст среди этой тьмы.
Межулис резко повернулся и, совершенно позабыв, где он, побежал было к
двери, но опомнился и встал у стены спиной к начальству, низко опустив
голову.
Все молчали. Мужчины переглянулись, и Озолниек, резко встав с места,
жестом остановил начальника режима, который хотел подойти к мальчику.
Начальник режима нервно поскреб указательным пальцем худую щеку и,
поерзав на стуле и взглянув на Озолниека, спокойно сказал:
- Воспитанник Межулис, выйдите и позовите следующего!
Какое-то время Валдис оставался неподвижным.