"Аркадий Драгомощенко. Фосфор" - читать интересную книгу автора

что. Как могло. Исчезая или ослабевая. Это называется первым вопрошанием мысли о
себе. Сходство с порнографией - иначе, попытка овладения в зрительном опыте
неозначенным, раз-означающим. Как попытка номинации, подчинения. Не "кого" и не
"что". Безнадежная метафизическая тяжба с невидимым, не обмениваемым на знание и
знак. Нет. Одиночество переходит в обратную перспективу отрицательных чисел-
богов Прокла, грезящих всеотражающей страстью, одержимостью в стекловидном
стяжении. I want to hit you or slice you may be burning is better not the body
but, your imagination. Yes I still am stubborn child but who are you sitting so
calmly beside me knowing you will never see me knowing in that moment I need you
(who cares about need you say). So much time & no time. И все? Нет. Но
осталось ли это от того, что было? Думать ли думал, что открывая другое лицо,
смогу уследить? Апостроф, зеленое крыло мотылька. Расположение точек. Когда
иссякает речь. В доме небес зрение дарит богов окрыленных кириллицы.
Новорожденная звезда. Стечение сонорных согласных. Письмо, терпение, дрожь,
грезящая переходом, когда терпнет рука и немеет узел предпосылок. Горы формируют
глаз - обоюдовогнутый хаос, чаша, собирающая синеву во всепоглощающий луч.
Воздух задыхается. Таковы сны падения вверх. Вертикальные сны у стены, в роях
пядениц. Тускнеющее солнце, огромное ухо, опрокинутая тяжесть. Синий кристалл
субботы впивается в кожу воды. Яблоко бессердечно. Этот факт доказуем, как ты,
падающий непрерываемым снегом, льющийся смрадной жижей из хрустального шара.
Здесь утрачиватся власть повторения, власть крови, но не твоей, когда она хлещет
по ногам, темным туманом коры одевая пах, мой хуй, во многих водах сбегая. Не
благо ли "наслаждаться голосом привычных вещей"? Благо сделать их немыми. Как
водоросли. Как сравнение. Как граммaтический узор. Музей окурков. Архив ногтей.
Коллекции крохотных предметов, веселящих сердце. Каждая вещь, принятая на веру -
гарантия, залог спасения. Сетование: утрачена "уникальность". Вещь стала
множествoм, не имеющим конца вещением. Зачем ты здесь? Я солдат и отстал от
своего полка. У тебя еврейский череп. Черепаха на предплечьи или календарь
Ацтеков. О чем угодно. На красном песке черные водоросли. Желтизна камня. Шаги
на лестнице. Светлые трещины в разные стороны. Выеби ее. Стук дверей. Голоса.
Телефон. На даче убийство. Связи нет. Третий день пурга. Там, говорю я вам, там
затаился охотник. Необходимость приобретения. А также: что располагается в
противоположном направлении?
Отяжелевший дом небес.
Ненастный кокон пламени и ветра,
Чья тяжесть ждет, как на краю просвета,
В предчуствии пресуществленья правил и плена узкого
в агонии расправлен
побегами ветвящегося тленья, ростками, утоляющими зренье
того, что видимо
того, что несомненно,
должно стать нитью, за "черту ведущей",
туда, где постигает трудно
зрачок строение глагола "пусть", подобно
пустоши свои пределы
и созерцает глаз газообразный свет,
источника не знающий, ни цели.
Земля вся здесь. Как белизны рассвет,
с которой ласково смывает осязанье
то, что служило мере основаньем