"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 3" - читать интересную книгу автора

- Сейчас я иду обедать. Буду после трех. И мы вернемся к этому
разговору. Тема интересная...
Прошел час. Мукузани было выпито. Художник Зуев без усилий выдавил
пробку корявым мизинцем. Наконец появился Верховский. Уныло взглянул на меня
и сказал:
- Штопора у меня, к сожалению, нет. Есть пилочка для ногтей...
Самой шумной в редакции была Пожидаева. Этакий пятидесятилетний
сорванец. Вечно уязвленная, голосистая, заплаканная, она повсюду различала
козни и наветы. Начав типографским корректором, она переросла в заведующую.
Трагическая жизнь интеллигента, не соответствующего занимаемой должности,
превратила ее в оживленную мегеру...
Наибольшую антипатию вызывала у меня Копорина, ответственный секретарь
журнала. Она тоже по злосчастному совпадению начинала корректором. Поиски
ошибок стали для нее единственным импульсом. Не из атомов состояло все
кругом! Все кругом состояло из непростительных ошибок. Ошибок - мелких,
крупных, пунктуационных, стилистических, гражданских, нравственных, военных,
административных... В мире ошибок Копорина чувствовала себя телевизионной
башней, уцелевшей после землетрясения.
Любое проявление жизни травмировало Копорину, она ненавидела юмор,
пирожные, свадьбы, Европу, косметику, шашки, такси, разговоры,
мультипликационные фильмы... Ее раздражали меченосцы в аквариуме...
Помню, она возмущенно крикнула мне:
- Вы улыбались на редакционном совещании!..
На почетном месте в ее шкафу хранилась биография Сталина.
В редакции с Копориной без повода не заговаривали даже мерзавцы.
Просить у нее одолжения считалось абсурдом. Все равно что одолжить у
скорпиона жало...

Я работал в "Костре". То есть из жертвы литературного режима
превратился в функционера этого режима.
Функционер - очень емкое слово. Занимая официальную должность, ты
становишься человеком функции. Вырваться за диктуемые ею пределы невозможно
без губительного скандала, функция подавляет тебя. В угоду функции твои
представления незаметно искажаются. И ты уже не принадлежишь себе.
Раньше я, будучи гонимым автором, имел все основания ненавидеть
литературных чиновников. Теперь меня самого ненавидели.
Я вел двойную жизнь. В "Костре" исправно душил живое слово. Затем
надевал кепку и шел в "Детгиз", "Аврору", "Советский писатель". Там исправно
душили меня.
Я был одновременно хищником и жертвой.
Первое время действовал более или менее честно. Вынимал из кучи
макулатуры талантливые рукописи, передавал начальству. Начальство мне их
брезгливо возвращало. Постепенно я уподобился моим коллегам из "Невы". На
первой же стадии внушал молодому автору:
- Старик, это безнадежно! Не пойдет...
- Но ведь печатаете же бог знает что!..
Да, мы печатали бог знает что! Не мог же я увольняться из-за каждого
бездарного рассказа, появившегося в "Костре"!..
Короче говоря, моя редакторская деятельность подвигами не
ознаменовалась.