"Сергей Довлатов. Собрание сочинений в 4 томах. Том 2" - читать интересную книгу автора

рефрен, не больше.
Мечтали о свободе, пели и клялись... А вышли - и тайга до горизонта...
Видимо, их разрушало бесконечное однообразие лагерных дней. Они не
хотели менять привычки и восстанавливать утраченные связи. Они селились
между лагерями в поле зрения часовых. Храня, если можно так выразиться,
идейный баланс нашего государства, раскинувшегося по обе стороны лагерных
заборов.
Они женились бог знает на ком. Калечили детей, внушая им тюремные
премудрости:
"Только мелкая рыба попадается в сети..."
В результате поселок жил лагерным кодексом. Население его щеголяло
блатными повадками. И даже третье поколение любой семьи кололось морфином. А
заодно тянуло "дурь" и ненавидело конвойные войска.
И не стоило появляться здесь выпившему чекисту. Над головой его,
увенчанной красным околышем, быстро собирались тучи. За спиной его хлопали
двери. И хорошо, если парень был не один...
Год назад три пильщика вывели из шалмана бледного чекиста. На плечах
его топорщились байковые крылышки. Он просил, упирался и даже командовал. Но
его ударили так, что фуражка закатилась под крыльцо. А потом сделали
"качели". Положили ему доску на грудь и шагнули коваными сапогами.
Наутро кладовщики обнаружили труп. Сначала думали - пьяный. Но вдруг
заметили узкую кровь, стекавшую изо рта под голову.
Затем приезжал сюда военный дознаватель. Говорил о вреде алкоголя перед
картиной "Неуловимые мстители". А на вопросы: "Как же ефрейтор Дымза?!
Испекся, что ли.! И все, с концами?!" - отвечал:
- Следствие, товарищи, на единственно верном пути!..
Пильщики же так и соскочили. Хотя на Чебью их знала каждая собака...

Чтобы выйти к лесоповалу, нужно миновать железнодорожное полотно. Еще
раньше - шаткие мостки над белой от солнца водой. А до этого - поселок
Чебью, наполненный одурью и страхом.
Вот его портрет, точнее - фотоснимок. Алебастровые лиры над
заколоченной дверью местного клуба. Лавчонка, набитая пряниками и хомутами.
Художественно оформленные диаграммы, сулящие нам мясо, яйца, шерсть, а также
прочие интимные блага. Афиша Леонида Кострицы. Мертвец или пьяные у обочины.
И над всем этим - лай собак, заглушающий рев пилорамы...

Впереди шел инструктор Пахапиль с Гаруном. В руке он держал брезентовый
поводок. Закуривая и ломая спички, он что-то говорил по-эстонски.
Всех собак на питомнике Густав учил эстонскому языку. Вожатые были этим
недовольны. Они жаловались старшине Евченко:
"Ты ей приказываешь - к ноге! А сучара тебе в ответ - нихт ферштейн!"
Инструктор вообще говорил мало. Если говорил, то по-эстонски. И в
основном не с земляками, а с Гаруном. Пес всегда сопровождал его.
Пахапиль был замкнутым человеком. Осенью на его имя пришла телеграмма.
Она была подписана командиром части и секретарем горисполкома Нарвы:

"Срочно вылетайте регистрации гражданкой Хильдой Кокс находящейся
девятом месяце беременности".