"Василий Довбня. Гренландский кит " - читать интересную книгу автора

мастер
Вербохлест паровой пилой выпиливал из головы кита мешок с спермацевтом.
Золотистая струйка спермацета из под головы кита почти дотянулась до
ватервейса и готовилась сползти в него, а затем в море. "Скоро получим новую
китобазу" - подумал Дибун...
Над палубой гулял пар из открытых котлов и вечный отвратительный запах,
которым была пропитана база, - к этому он давно привык. У самого борта
каруселью кружились желтоглазые чайки. Из слипа выполз и лег на палубе,
следующий на разделку, мертвый кит. Мастера звонко раздернули с его репицы
храпцы и начали обмер кашалота от кончика рыла до развилки хвоста.
- Пишите, в длину пятнадцать метров без вершка, - крикнул обмерщику,
женщине в ватной робе, помощник мастера.
Два раздельщика чинно поднимались по туше от хвоста к голове и
готовились полосовать отливающее вечерней синью тело. Упираясь шипами
каблуков в упругую твердь кита, раздельщик Быков начал надрез по овалу
верхней челюсти, а другой крепыш малого роста Серов полосовал от глаза к
грудному плавнику и дальше вдоль бока к хвосту. Весело балагуря, все это они
проделывали легко, словно нехотя, лезвия ножей с хрустом полосовали кожу,
открывая белое сало ...
День клонился к вечеру, китобаза лениво раскачивалась в дрейфе, у ее
борта на хвостовиках всхлипывали туши неразделанных кашалотов. Из их
раздувшихся боков торчали концы гарпунов с охвостьем обрезанных линей.
Вечная и скучная, как этот день, работа не прекращалась для Дибуна ни
на минуту.
И так каждый день - в шесть утра в его каюте начинали звонить телефоны
и умолкали около полуночи, а днем капитанские советы, совещания, разборки
срочных ЧП. Тяжелая заурядная работа контролера производственной скуки.
Рано утром он делал обход всех палуб. Молча. Без докладов. Работа была
на лицо У кузницы лежали связки выправленных гарпунов, у прачечной горы
готового к передаче мешков с бельем, на палубе у борта на грузовых сетках
ящики с продуктами, свежевыпеченным хлебом, коробки с кинофильмами, пачки
книг, связки ватных брюк и фуфаек, аптечки и прочее, а за бортом на
хвостовиках киты, их обдувал то ласковый, то свирепый ветер. На разделочной
палубе стоял треск сдираемых пластов сала, шум и стук паровых лебедок, и
крики прожорливых птиц...
Павел Петрович расставался со своей упрямой деревенской простоватостью,
но медленно, как старый боцман с домоткаными рубахами. О моде не думал, об
удобствах зря не говорил, а получив должность и удобства при ней,
окультуриться не сумел, и понял, - капитанить на китобойце было легко,
весело мечталось, даже семейное счастье виделось во всех деталях житейских
радостей, хотелось ласки и душевной доброты. А теперь? - Каждый вечер, он
ждал часа, когда умолкнут в 22.00 в его каюте телефоны, и он вздохнет, как
человек, растянется на кровати и впервые за день, взглянув на фото жены и
дочек в рамке от расписания тревог, мысленно скажет им что-нибудь и уснет
перегруженный дневными заботами... Иногда подумает с непонятной обидой, что
его никто никогда не жалеет. Даже капитан-директор, а мог бы... "Трудись
сынок, пока твоя слеза не превратится в камень", - часто утром, протирая
набрякшие глазницы, вспоминал Дибун слова бабушки. И так же часто, только
утром, вспоминал свою деревню, пыльную улицу, по которой он гонял на
пастбище корову и большое волохатое солнце, ласковое утром и немилосердно