"Ричи Михайловна Достян. Тревога" - читать интересную книгу автора

корчут, а сами, прости ты, господи, ни фига не знают.
- Ага, - рассеянно подтвердил Слава. Он вспомнил, как сегодня брат с
сестрой не раз задели его самолюбие. Поведением, видом своим, даже речью,
которая казалась такой нелюдской. Она ему: Константин! Он ей: Виктория! А то
вдруг - "Вилка"! Или нежности эти: она ему лоб щупает, а он "не поднимай
ведро, ты девчонка, а не грузчик"!
- Ну, слушай! После обеда, во время этого...
- Во время чего?
- Ну, когда она со стола убирает или тарелки кипятком ошпаривает, то он
должен ей читать вслух, иначе, по-ихнему, несправедливо, понимаешь?
- Да ну!
- А ты слушай - по-ихнему считается, что в это время, в которое она
моет, она тоже могла бы читать, а раз она не может мыть посуду и читать, то,
по-ихнему, ей больше достается этих... да, вспомнил - тяжестей быта.
- Пхе... - ответила мать. И у Славы аж заиграло все внутри. Он опять
жадно упивался своим домом, который уже был тут, в чужой неуютной комнате,
потому что в нем была его мамка и весь этот громкий, энергичный ХАВОС,
который она ругает для вида. Иногда Слава удивлялся, как легко находит она
нужную вещь в таком беспорядке!
- Ты слышишь, ма?!
- А что же я делаю, я слушаю, уморил ты меня хлюпиками своими...
говоришь, двояшки они?
- Наверно - сами называют себя "близнецы".
- Так это жа одно и то жа.
И Слава опять почувствовал зуд высмеивания. Больше всего, пожалуй,
задевала эта их манера мудрено говорить. Чуть что - "пожалуйста". Что ни
спроси- "да, конечно", - нет чтобы сказать - "на!" или "бери!".
- Слышь, ма! Я почему, как думаешь, так рано пришел?
- Хорошее рано!
- А чего?
- А ничего.
- Ну, дай сказать! Я почему так рано, думаешь, пришел? Мы себе сидим, а
они уже ведь спят... Чего хмычешь, говорю - спят. Я это и хочу сказать - по
будильнику спать идут.
- Врешь! - отрубила мать.
- Почему это я вру, когда при мне зазвонил будильник и она - НАТЕ,
ПОЖАЛТЕ: "Славочка, ты нас извини, но мы должны ложиться спать, у нас
режим..."
- Да иди ты! - Мать захохотала нарочно на низах- отец и то так низко не
может, потом осеклась и некоторое время слушала сына, думая о чем-то
недобром. А его понесло - он и ехидничал и сплетничал, а потом пошел врать
напрямую, будто оба весь день только и делали, что перед ним выпендривались:
вот, мол, мы какие хорошие, какие добренькие... Язык его еще молол, а внутри
что-то запнулось об это слово "добренькие". Он даже замолчал - до того тошно
сделалось от самого себя. И, уже не глядя матери в глаза, он пробурчал:
- А вообще-то, кажется, правда не жадные.
- Ужли? Не жадных, сыночка, не бывает. Все люди жадные, только которые
признаются честно, а которые исусиков из себя изображают. Знаем и таких...
Ну, чего смотришь? Молочком, бедненького, угостили - а ты уж и размямлился.
Слава покраснел, а когда лицо наконец остыло, от хорошего настроения