"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 4)" - читать интересную книгу автора

у повивальной бабушки. Так как служанкою этой она очень дорожила, то
немедленно и исполнила свой проект, отвезла ее и, сверх того, осталась там
при ней. Затем уже утром понадобилось почему-то все дружеское участие и
помощь самой г-жи Красоткиной, которая при этом случае могла кого-то о
чем-то попросить и оказать какое-то покровительство. Таким образом, обе дамы
были в отлучке, служанка же самой г-жи Красоткиной, баба Агафья, ушла на
базар, и Коля очутился таким образом на время хранителем и караульщиком
"пузырей", то есть мальчика и девочки докторши, оставшихся одинешенькими.
Караулить дом Коля не боялся, с ним к тому же был Перезвон, которому
повелено было лежать ничком в передней под лавкой "без движений", и который
именно поэтому каждый раз, как входил в переднюю расхаживавший по комнатам
Коля, вздрагивал головой и давал два твердые и заискивающие удара хвостом по
полу, но увы, призывного свиста не раздавалось. Коля грозно взглядывал на
несчастного пса, и тот опять замирал в послушном оцепенении. Но если что
смущало Колю, то единственно "пузыри". На нечаянное приключение с Катериной
он, разумеется, смотрел с самым глубоким презрением, но осиротевших пузырей
он очень любил, и уже снес им какую-то детскую книжку. Настя, старшая
девочка, восьми уже лег, умела читать, а младший пузырь, семилетний мальчик
Костя очень любил слушать, когда Настя ему читает. Разумеется, Красоткин мог
бы их занять интереснее, то есть поставить обоих рядом и начать с ними
играть в солдаты, или прятаться по всему дому. Это он не раз уже делал
прежде и не брезгал делать, так что даже в классе у них разнеслось было раз,
что Красоткин у себя дома играет с маленькими жильцами своими в лошадки,
прыгает за пристяжную и гнет голову, но Красоткин гордо отпарировал это
обвинение, выставив на вид, что со сверстниками, с тринадцатилетними,
действительно было бы позорно играть "в наш век" в лошадки, но что он делает
это для "пузырей", потому что их любят, а в чувствах его никто не смеет у
него спрашивать отчета. Зато и обожали же его оба "пузыря". Но на сей раз
было не до игрушек. Ему предстояло одно очень важное собственное дело, и на
вид какое-то почти даже таинственное, между тем время уходило, а Агафья, -
на которую можно бы было оставить детей, все еще не хотела возвратиться с
базара. Он несколько раз уже переходил чрез сени, отворял дверь к докторше и
озабоченно оглядывал "пузырей", которые, по его приказанию, сидели за
книжкой, и каждый раз, как он отворял дверь, молча улыбались ему во весь
рот, ожидая, что вот он войдет и сделает что-нибудь прекрасное и забавное.
Но Коля был в душевной тревоге и не входил. Наконец пробило одиннадцать, и
он твердо и окончательно решил, что если чрез десять минут "проклятая"
Агафья не воротится, то он уйдет со двора, ее не дождавшись, разумеется,
взяв с "пузырей" слово, что они без него не струсят, не нашалят и не будут
от страха плакать. В этих мыслях он оделся в свое ватное зимнее пальтишко с
меховым воротником из какого-то котика, навесил через плечо свою сумку и,
несмотря на прежние неоднократные мольбы матери, чтоб он по "такому холоду",
выходя со двора, всегда надевал калошки, только с презрением посмотрел на
них, проходя чрез переднюю, и вышел в одних сапогах. Перезвон, завидя его
одетым, начал было усиленно стучать хвостом по полу, нервно подергиваясь
всем телом, и даже испустил было жалобный вой, но Коля, при виде такой
страстной стремительности своего пса, заключил, что это вредит дисциплине, и
хоть минуту, а выдержал его еще под лавкой, и, уже отворив только дверь в
сени, вдруг свистнул его. Пес вскочил как сумасшедший, и бросился скакать
пред ним от восторга. Перейдя сени, Коля отворил дверь к "пузырям". Оба