"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 4)" - читать интересную книгу автора

смешная и глупенькая, да и не сам он, как оказалось, совершил ее, а только
очутился в нее замешанным. Но об этом как-нибудь после. Мать продолжала
трепетать и мучиться, а Дарданелов по мере тревог ее все более и более
воспринимал надежду. Надо заметить, что Коля понимал и разгадывал с этой
стороны Дарданелова и уж, разумеется, глубоко презирал его за его "чувства";
прежде даже имел неделикатность выказывать это презрение свое пред матерью,
отдаленно намекая ей, что понимает, чего добивается Дарданелов. Но после
случая на железной дороге он и на этот счет изменил свое поведение: намеков
себе уже более не позволял, даже самых отдаленных, а о Дарданелове при
матери стал отзываться почтительнее, что тотчас же с беспредельною
благодарностью в сердце своем поняла чуткая Анна Федоровна, но зато при
малейшем, самом нечаянном слове даже от постороннего какого-нибудь гостя о
Дарданелове, если при этом находился Коля, вдруг вся вспыхивала от стыда как
роза. Коля же в эти мгновения или смотрел нахмуренно в окно, или
разглядывал, не просят ли у него сапоги каши, или свирепо звал "Перезвона",
лохматую, довольно большую и паршивую собаку, которую с месяц вдруг
откуда-то приобрел, втащил в дом и держал почему-то в секрете в комнатах,
никому ее не показывая из товарищей. Тиранил же ужасно, обучая ее всяким
штукам и наукам, и довел бедную собаку до того, что та выла без него, когда
он отлучался в классы, а когда приходил, визжала от восторга, скакала как
полоумная, служила, валилась на землю и притворялась мертвою и проч.,
словом, показывала все штуки, которым ее обучили, уже не по требованию, а
единственно от пылкости своих восторженных чувств и благодарного сердца.
Кстати я и забыл упомянуть, что Коля Красоткин был тот самый мальчик,
которого знакомый уже читателю мальчик Илюша, сын отставного штабс-капитана
Снегирева, пырнул перочинным ножичком в бедро, заступаясь за отца, которого
школьники задразнили "мочалкой".

II. ДЕТВОРА.

Итак, в то морозное и сиверкое ноябрьское утро, мальчик Коля Красоткин
сидел дома. Было воскресенье, и классов не было. Но пробило уже одиннадцать
часов, а ему непременно надо было идти со двора "по одному весьма важному
делу", а между тем он во всем доме оставался один и решительно как хранитель
его, потому что так случилось, что все его старшие обитатели, по некоторому
экстренному и оригинальному обстоятельству, отлучились со двора. В доме
вдовы Красоткиной. чрез сени от квартиры, которую занимала она сама,
отдавалась еще одна и единственная в доме квартирка из двух маленьких комнат
внаймы, и занимала ее докторша с двумя малолетними детьми. Эта докторша была
одних лет с Анной Федоровной и большая ее приятельница, сам же доктор вот
уже с год заехал куда-то сперва в Оренбург, а потом в Ташкент, и уже с
полгода как от него не было ни слуху, ни духу, так что если бы не дружба с
г-жою Красоткиной, несколько смягчавшая горе оставленной докторши, то она
решительно бы истекла от этого горя слезами. И вот надобно же было так
случиться к довершению всех угнетений судьбы, что в эту же самую ночь, с
субботы на воскресенье, Катерина, единственная служанка докторши, вдруг и
совсем неожиданно для своей барыни объявила ей, что намерена родить к утру
ребеночка. Как случилось, что никто этого не заметил заранее, было для всех
почти чудом. Пораженная докторша рассудила, пока есть еще время, свезти
Катерину в одно приспособленное к подобным случаям в нашем городке заведение