"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

тебя: "Сойди со креста и уверуем, что это ты". Ты не сошел потому, что,
опять-таки, не захотел поработить человека чудом, и жаждал свободной веры, а
не чудесной. Жаждал свободной любви, а не рабских восторгов невольника пред
могуществом, раз навсегда его ужаснувшим. Но и тут ты судил о людях слишком
высоко, ибо конечно они невольники, хотя и созданы бунтовщиками. Озрись и
суди, вот прошло пятнадцать веков, поди посмотри на них: кого ты вознес до
себя? Клянусь, человек слабее и ниже создан, чем ты о нем думал! Может ли,
может ли он исполнить то, что и ты? Столь уважая его, ты поступил как бы
перестав ему сострадать, потому что слишком много от него и потребовал, - и
это кто же, тот, который возлюбил его более самого себя! Уважая его менее,
менее бы от него и потребовал, а это было бы ближе к любви, ибо легче была
бы ноша его. Он слаб и подл. Что в том, что он теперь повсеместно бунтует
против нашей власти и гордится, что он бунтует? Это гордость ребенка и
школьника. Это маленькие дети, взбунтовавшиеся в классе и выгнавшие учителя.
Но придет конец и восторгу ребятишек, он будет дорого стоить им. Они
ниспровергнут храмы и зальют кровью землю. Но догадаются наконец глупые
дети, что хоть они и бунтовщики, но бунтовщики слабосильные, собственного
бунта своего не выдерживающие. Обливаясь глупыми слезами своими, они
сознаются наконец, что создавший их бунтовщиками без сомнения хотел
посмеяться над ними. Скажут это они в отчаянии, и сказанное ими будет
богохульством, от которого они станут еще несчастнее, ибо природа
человеческая не выносит богохульства, и в конце концов сама же себе всегда и
отметит за него. Итак, неспокойство, смятение и несчастие - вот теперешний
удел людей после того, как ты столь претерпел за свободу их! Великий пророк
твой в видении и в иносказании говорит, что видел всех участников первого
воскресения и что было их из каждого колена по двенадцати тысяч. Но если
было их столько, то были и они как бы не люди, а боги. Они вытерпели крест
твой, они вытерпели десятки лет голодной и нагой пустыни, питаясь акридами и
кореньями, - и уж конечно ты можешь с гордостью указать на этих детей
свободы, свободной любви, свободной и великолепной жертвы их во имя твое. Но
вспомни, что их было всего только несколько тысяч, да и то богов, а
остальные? И чем виноваты остальные слабые люди, что не могли вытерпеть
того, что могучие? Чем виновата слабая душа, что не в силах вместить столь
страшных даров? Да неужто же и впрямь приходил ты лишь к избранным и для
избранных? Но если так, то тут тайна и нам не понять ее. А если тайна, то и
мы в праве были проповедывать тайну и учить их, что не свободное решение
сердец их важно и не любовь, а тайна, которой они повиноваться должны слепо,
даже мимо их совести. Так мы и сделали. Мы исправили подвиг твой и основали
его на чуде, тайне и авторитете. И люди обрадовались, что их вновь повели
как стадо и что с сердец их снят наконец столь страшный дар, принесший им
столько муки. Правы мы были, уча и делая так, скажи? Неужели мы не любили
человечества, столь смиренно сознав его бессилие, с любовию облегчив его
ношу и разрешив слабосильной природе его, хотя бы и грех, но с нашего
позволения? К чему же теперь пришел нам мешать? И что ты молча и
проникновенно глядишь на меня кроткими глазами своими? Рассердись, я не хочу
любви твоей, потому что сам не люблю тебя. И что мне скрывать от тебя? Или я
не знаю, с кем говорю? То, что имею сказать тебе, все тебе уже известно, я
читаю это в глазах твоих. И я ли скрою от тебя тайну нашу? Может быть ты
именно хочешь услышать ее из уст моих, слушай же: Мы не с тобой, а с ним,
вот наша тайна! Мы давно уже не с тобою, а с ним, уже восемь веков. Ровно