"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

Иван помолчал с минуту, лицо его стало вдруг очень грустно.
- Слушай меня: я взял одних деток, для того чтобы вышло очевиднее. Об
остальных слезах человеческих, которыми пропитана вся земля от коры до
центра - я уж ни слова не говорю, я тему мою нарочно сузил. Я клоп и признаю
со всем принижением, что ничего не могу понять, для чего все так устроено.
Люди сами, значит, виноваты: им дан был рай, они захотели свободы и похитили
огонь с небеси, сами зная, что станут несчастны, значит нечего их жалеть. О,
по моему, по жалкому, земному эвклидовскому уму моему, я знаю лишь то, что
страдание есть, что виновных нет, что все одно из другого выходит прямо и
просто, что все течет и уравновешивается, - но ведь это лишь эвклидовская
дичь, ведь я знаю же это, ведь жить по ней я не могу же согласиться! Что мне
в том, что виновных нет и что все прямо и просто одно из другого выходит, и
что я это знаю - мне надо возмездие, иначе ведь я истреблю себя. И возмездие
не в бесконечности где-нибудь и когда-нибудь, а здесь уже на земле, и чтоб я
его сам увидал. Я веровал, я хочу сам и видеть, а если к тому часу буду уже
мертв, то пусть воскресят меня, ибо если все без меня произойдет, то будет
слишком обидно. Не для того же я страдал, чтобы собой, злодействами и
страданиями моими унавозить кому-то будущую гармонию. Я хочу видеть своими
глазами, как лань ляжет подле льва и как зарезанный встанет и обнимется с
убившим его. Я хочу быть тут, когда все вдруг узнают, для чего все так было.
На этом желании зиждутся все религии на земле, а я верую. Но вот однако же
детки, и что я с ними стану тогда делать? Это вопрос, который я не могу
решить. В сотый раз повторяю - вопросов множество, но я взял одних деток,
потому что тут неотразимо ясно то, что мне надо сказать. Слушай: если все
должны страдать, чтобы страданием купить вечную гармонию, то при чем тут
дети, скажи мне пожалуста? Совсем непонятно, для чего должны были страдать и
они, и зачем им покупать страданиями гармонию? Для чего они-то тоже попали в
материал и унавозили собою для кого-то будущую гармонию? Солидарность в
грехе между людьми я понимаю, понимаю солидарность и в возмездии, но не с
детками же солидарность в грехе, и если правда в самом деле в том, что и они
солидарны с отцами их во всех злодействах отцов, то уж конечно правда эта не
от мира сего и мне непонятна. Иной шутник скажет пожалуй, что все равно дитя
вырастет и успеет нагрешить, но вот же он не вырос, его восьмилетнего
затравили собаками. О, Алеша, я не богохульствую! Понимаю же я, каково
должно быть сотрясение вселенной, когда все на небе и под землею сольется в
один хвалебный глас и все живое и жившее воскликнет: "Прав ты, господи, ибо
открылись пути твои!" Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим
псами сына ее, и все трое возгласят со слезами: "Прав ты, господи", то уж
конечно настанет венец познания и все объяснится. Но вот тут-то и запятая,
этого-то я и не могу принять. И пока я на земле, я спешу взять свои меры.
Видишь ли, Алеша, ведь может быть и действительно так случится, что, когда я
сам доживу до того момента, али воскресну, чтоб увидать его, то и сам я
пожалуй воскликну со всеми, смотря на мать, обнявшуюся с мучителем ее
дитяти: "Прав ты, господи!" но я не хочу тогда восклицать, Пока еще время,
спешу оградить себя, а потому от высшей гармонии совершенно отказываюсь. Не
стоит она слезинки хотя бы одного только того замученного ребенка, который
бил себя кулаченком в грудь и молился в зловонной конуре своей
неискупленными слезками своими к "боженьке"! Не стоит потому что слезки его
остались неискупленными. Они должны быть искуплены, иначе не может быть и
гармонии. Но чем, чем ты искупишь их? Разве это возможно? Неужто тем, что