"Федор Михайлович Достоевский. Братья Карамазовы (Часть 2)" - читать интересную книгу автора

вверху этой силы - и того не знаю. Знаю только, что и сам я Карамазов... Я
монах, монах? Монах я, Lise? Вы как-то сказали сию минуту, что я монах?
- Да, сказала.
- А я в бога-то вот может быть и не верую.
- Вы не веруете, что с вами? - тихо и осторожно проговорила Lise. Но
Алеша не ответил на это. Было тут, в этих слишком внезапных словах его нечто
слишком таинственное и слишком субъективное, может быть и ему самому
неясное, но уже несомненно его мучившее.
- И вот теперь, кроме всего, мой друг уходит, первый в мире человек,
землю покидает. Если бы вы знали, если бы вы знали, Lise, как я связан, как
я спаян душевно с этим человеком! И вот я останусь один... Я к вам приду,
Lise... Впредь будем вместе...
- Да, вместе, вместе! Отныне всегда вместе на всю жизнь. Слушайте,
поцелуйте меня, я позволяю.
Алеша поцеловал ее.
- Ну теперь ступайте, Христос с вами! (и она перекрестила его).
Ступайте скорее к нему пока жив. Я вижу, что жестоко вас задержала. Я буду
сегодня молиться за него и за вас. Алеша, мы будем счастливы! Будем мы
счастливы, будем?
- Кажется, будем, Lise.
Выйдя от Lise, Алеша не заблагорассудил пройти к г-же Хохлаковой и, не
простясь с нею, направился было из дому. Но только что отворил дверь и вышел
на лестницу, откуда ни возьмись, пред ним сама г-жа Хохлакова. С первого
слова Алеша догадался, что она поджидала его тут нарочно.
- Алексей Федорович, это ужасно. Это детские пустяки и все вздор.
Надеюсь, вы не вздумаете мечтать... Глупости, глупости и глупости! -
накинулась она на него.
- Только не говорите этого ей, - сказал Алеша, - а то она будет
взволнована, а это ей теперь вредно.
- Слышу благоразумное слово благоразумного молодого человека. Понимать
ли мне так, что вы сами только потому соглашались с ней, что не хотели, из
сострадания к ее болезненному состоянию, противоречием рассердить ее?
- О нет, совсем нет, я совершенно серьезно с нею говорил, - твердо
заявил Алеша.
- Серьезность тут невозможна, немыслима, и во-первых, я вас теперь
совсем не приму ни разу, а во-вторых, я уеду и ее увезу, знайте это.
- Да зачем же, - сказал Алеша, - ведь это так еще не близко, года
полтора еще может быть ждать придется.
- Ах, Алексей Федорович, это конечно правда, и в полтора года вы тысячу
раз с ней поссоритесь и разойдетесь. Но я так несчастна, так несчастна!
Пусть это все пустяки, но это меня сразило. Теперь я как Фамусов в последней
сцене, вы Чацкий, она Софья, и представьте я нарочно убежала сюда на
лестницу, чтобы вас встретить, а ведь и там все роковое произошло на
лестнице. Я все слышала, я едва устояла. Так вот где объяснение ужасов всей
этой ночи и всех давешних истерик! Дочке любовь, а матери смерть. Ложись в
гроб. Теперь второе и самое главное: что это за письмо, которое она вам
написала, покажите мне его сейчас, сейчас!
- Нет, не надо. Скажите, как здоровье Катерины Ивановны. мне очень надо
знать.
- Продолжает лежать в бреду, она не очнулась; ее тетки здесь и только