"Ф.М. Достоевский. Бесы. (Роман в трех частях)" - читать интересную книгу автора

многоуважаемой Варваре Петровне. Впоследствии, кроме гражданской скорби,
он стал впадать и в шампанское; но чуткая Варвара Петровна всю жизнь
охраняла его от всех тривиальных наклонностей. Да он и нуждался в няньке,
потому что становился иногда очень странен: в средине самой возвышенной
скорби, он вдруг зачинал смеяться самым простонароднейшим образом.
Находили минуты, что даже о самом себе начинал выражаться в юмористическом
смысле. Но ничего так не боялась Варвара Петровна как юмористического
смысла. Это была женщина-классик, женщина-меценатка, действовавшая в видах
одних лишь высших соображений. Капитально было двадцатилетнее влияние этой
высшей дамы на ее бедного друга. О ней надо бы поговорить особенно, что я
и сделаю.


III.

Есть дружбы странные: оба друга один другого почти съесть хотят, всю жизнь
так живут, а между тем расстаться не могут. Расстаться даже никак нельзя:
раскапризившийся и разорвавший связь друг первый же заболеет и пожалуй
умрет, если это случится. Я положительно знаю, что Степан Трофимович
несколько раз, и иногда после самых интимных излияний глаз на глаз с
Варварой Петровной, по уходе ее, вдруг вскакивал с дивана и начинал
колотить кулаками в стену.
Происходило это без малейшей аллегории, так даже, что однажды отбил от
стены штукатурку. Может быть спросят: как мог я узнать такую тонкую
подробность? А что если я сам бывал свидетелем? Что если сам Степан
Трофимович неоднократно рыдал на моем плече, в ярких красках рисуя предо
мной всю свою подноготную? (И уж чего-чего при этом не говорил!) Но вот
что случалось почти всегда после этих рыданий: назавтра он уже готов был
распять самого себя за неблагодарность; поспешно призывал меня к себе или
прибегал ко мне сам, единственно чтобы возвестить мне, что Варвара
Петровна "ангел чести и деликатности, а он совершенно противоположное". Он
не только ко мне прибегал, но неоднократно описывал всё это ей самой в
красноречивейших письмах, и признавался ей, за своею полною подписью, что
не далее как например вчера, он рассказывал постороннему лицу, что она
держит его из тщеславия, завидует его учености и талантам; ненавидит его и
боится только выказать свою ненависть явно, в страхе чтоб он не ушел от
нее и тем не повредил ее литературной репутации; что вследствие этого он
себя презирает и решился погибнуть насильственною смертью, а от нее ждет
последнего слова, которое всё решит, и пр., и пр., всё в этом роде. Можно
представить после этого, до какой истерики доходили иногда нервные взрывы
этого невиннейшего из всех пятидесятилетних младенцев! Я сам однажды читал
одно из, таковых его писем, после какой-то между ними ссоры, из-за
ничтожной причины, но ядовитой по выполнению. Я ужаснулся и умолял не
посылать письма.
- Нельзя... честнее... долг... я умру, если не признаюсь ей во всем, во
всем! - отвечал он чуть не в горячке, и послал-таки письмо.
В том-то и была разница между ними, что Варвара Петровна никогда бы не
послала такого письма. Правда, он писать любил без памяти, писал к ней
даже живя в одном с нею доме, а в истерических случаях и по два письма в
день. Я знаю наверное, что она всегда внимательнейшим образом эти письма