"Ф.М. Достоевский. Бесы. (Роман в трех частях)" - читать интересную книгу автора

Дарью Павловну, она не только совсем, подконец, отказалась, но даже
особенно просила не давать давешним словам ее никакого значения, потому
что сказала она их "в раздражении". Одним словом, всё выходило очень
неясно, даже подозрительно. По рассказам ее, размолвка началась от
"строптивого и насмешливого" характера Лизы; "гордый же Николай
Всеволодович, хоть и сильно был влюблен, но не мог насмешек перенести, и
сам стал насмешлив". Вскоре затем познакомились мы с одним молодым
человеком, кажется, вашего "профессора" племянник, да и фамилия та же...
- Сын, а не племянник, - поправила Варвара Петровна. Прасковья Ивановна и
прежде никогда не могла упомнить фамилии Степана Трофимовича и всегда
называла его "профессором".
- Ну, сын так сын, тем лучше, а мне ведь и всё равно. Обыкновенный молодой
человек, очень живой и свободный, но ничего такого в нем нет. Ну, тут уж
сама Лиза поступила нехорошо, молодого человека к себе приблизила из
видов, чтобы в Николае Всеволодовиче ревность возбудить. Не осуждаю я
этого очень-то: дело девичье, обыкновенное, даже милое. Только Николай
Всеволодович вместо того, чтобы приревновать, напротив сам с молодым
человеком подружился, точно и не видит ничего, али как будто ему всё
равно. Лизу-то это и взорвало. Молодой человек в скорости уехал (спешил
очень куда-то), а Лиза стала при всяком удобном случае к Николаю
Всеволодовичу придираться. Заметила она, что тот с Дашей иногда говорит,
ну и стала беситься, тут уж и мне, матушка, житья не стало. Раздражаться
мне доктора запретили, и так это хваленое озеро ихнее мне надоело, только
зубы от него разболелись, такой ревматизм получила. Печатают даже про то,
что от Женевского озера зубы болят; свойство такое. А тут Николай
Всеволодович вдруг от графини письмо получил и тотчас же от нас и уехал, в
один день собрался. Простились-то они по-дружески, да и Лиза, провожая
его, стала очень весела и легкомысленна и много хохотала. Только напускное
всё это. Уехал он, - стала очень задумчива, да и поминать о нем совсем
перестала и мне не давала. Да и вам бы я советовала, милая Варвара
Петровна, ничего теперь с Лизой насчет этого предмета не начинать, только
делу повредите. А будете молчать, она первая сама с вами заговорит; тогда
более узнаете. По-моему, опять сойдутся, если только Николай Всеволодович
не замедлит приехать как обещал.
- Напишу ему тотчас же. Коли всё было так, то пустая размолвка; всё вздор!
Да и Дарью я слишком знаю; вздор.
- Про Дашеньку я, покаюсь, - согрешила. Одни только обыкновенные были
разговоры, да и то вслух. Да уж очень меня, матушка, всё это тогда
расстроило. Да и Лиза, видела я, сама же с нею опять сошлась с прежнею
лаской...
Варвара Петровна в тот же день написала к Nicolas и умоляла его хоть одним
месяцем приехать раньше положенного им срока. Но всё-таки оставалось тут
для нее нечто неясное и неизвестное. Она продумала весь вечер и всю ночь.
Мнение "Прасковьи" казалось ей слишком невинным и сентиментальным.
"Прасковья всю жизнь была слишком чувствительна с самого еще пансиона", -
думала она, "не таков Nicolas, чтоб убежать из-за насмешек девчонки. Тут
другая причина, если точно размолвка была. Офицер этот однако здесь, с
собой привезли, и в доме у них как родственник поселился. Да и насчет
Дарьи Прасковья слишком уж скоро повинилась: верно что-нибудь про себя
оставила, чего не хотела сказать"...