"Ф.М. Достоевский. Бесы. (Роман в трех частях)" - читать интересную книгу автора

просто насмеялся над всеми, а болезнь - это что-нибудь так. Заехал он и к
Липутину.
- Скажите, - спросил он его, - каким образом вы могли заране угадать то,
что я скажу о вашем уме, и снабдить Агафью ответом?
- А таким образом, - засмеялся Липутин, - что ведь и я вас за умного
человека почитаю, а потому и ответ ваш заране мог предузнать.
- Всё-таки замечательное совпадение. Но однако позвольте, вы стало быть за
умного же человека меня почитали, когда присылали Агафью, а не за
сумасшедшего?
- За умнейшего и рассудительнейшего, а только вид такой подал, будто верю
про то, что вы не в рассудке... Да и сами вы о моих мыслях немедленно
тогда догадались и мне, чрез Агафью, патент на остроумие выслали.
- Ну, тут вы немного ошибаетесь; я в самом деле... был нездоров... -
пробормотал Николай Всеволодович, нахмурившись, - ба! - вскричал он, - да
неужели вы и в самом деле думаете, что я способен бросаться на людей в
полном рассудке? Да для чего же бы это?
Липутин скрючился и не сумел ответить. Nicolas несколько побледнел, или
так только показалось Липутину.
- Во всяком случае у вас очень забавное настроение мыслей, - продолжал
Nicolas, - а про Агафью я, разумеется, понимаю, что вы ее обругать меня
присылали.
- Не на дуэль же было вас вызывать-с?
- Ах, да, бишь! Я ведь слышал что-то, что вы дуэли не любите...
- Что с французского-то переводить! - опять скрючился Липутин.
- Народности придерживаетесь?
Липутин еще более скрючился.
- Ба, ба! что я вижу! - вскричал Nicolas, вдруг заметив на самом видном
месте, на столе, том Консидерана, - да уж не фурьерист ли вы? Ведь чего
доброго! Так разве это не тот же перевод с французского? - засмеялся он,
стуча пальцами в книгу.
- Нет, это не с французского перевод! - с какою-то даже злобой привскочил
Липутин, - это с всемирно-человеческого языка будет перевод-с, а не с
одного только с французского! С языка всемирно-человеческой социальной
республики и гармонии, вот что-с! А не с французского одного!..
- Фу, чорт, да такого и языка совсем нет! - продолжал смеяться Nicolas.
Иногда даже мелочь поражает исключительно и надолго внимание. О господине
Ставрогине вся главная речь впереди; но теперь отмечу, ради куриоза, что
из всех впечатлений его, за всё время, проведенное им в нашем городе,
всего резче отпечаталась в его памяти невзрачная и чуть не подленькая
фигурка губернского чиновничишка, ревнивца и семейного грубого деспота,
скряги и процентщика, запиравшего остатки от обеда и огарки на ключ и в то
же время яростного сектатора бог знает какой будущей "социальной
гармонии", упивавшегося по ночам восторгами пред фантастическими картинами
будущей фаланстеры, в ближайшее осуществление которой в России и в нашей
губернии он верил как в свое собственное существование. И это там, где сам
же он скопил себе "домишко", где во второй раз женился и взял за женой
деньжонки, где может быть на сто верст кругом не было ни одного человека,
начиная с него первого, хоть бы с виду только похожего на будущего члена
"всемирно-общечеловеческой социальной республики и гармонии".
"Бог знает, как эти люди делаются!" думал Nicolas в недоумении, припоминая