"Ф.М. Достоевский. Бесы. (Роман в трех частях)" - читать интересную книгу автора

Неуклюжий, но стыдливый Шатов нежностей не любил. Снаружи человек был
грубый, но про себя, кажется, деликатнейший. Хоть и терял часто меру, но
первый страдал от того сам. Проворчав что-нибудь под нос на призывные
слова Степана Трофимовича и потоптавшись как медведь на месте, он вдруг
неожиданно ухмылялся, откладывал свой картуз и садился на прежний стул,
упорно смотря в землю. Разумеется, приносилось вино, и Степан Трофимович
провозглашал какой-нибудь подходящий тост, например хоть в память
которого-нибудь из прошедших деятелей.


ГЛАВА ВТОРАЯ.

Принц Гарри. Сватовство.

I.

На земле существовало еще одно лицо, к которому Варвара Петровна была
привязана не менее как к Степану Трофимовичу, - единственный сын ее,
Николай Всеволодович Ставрогин. Для него-то и приглашен был Степан
Трофимович в воспитатели. Мальчику было тогда лет восемь, а легкомысленный
генерал Ставрогин, отец его, жил в то время уже в разлуке с его мамашей,
так что ребенок возрос под одним только ее попечением. Надо отдать
справедливость Степану Трофимовичу, он умел привязать к себе своего
воспитанника. Весь секрет его заключался в том, что он и сам был ребенок.
Меня тогда еще не было, а в истинном друге он постоянно нуждался. Он не
задумался сделать своим другом такое маленькое существо, едва лишь оно
капельку подросло. Как-то так естественно сошлось, что между ними не
оказалось ни малейшего расстояния. Он не раз пробуждал своего десяти или
одиннадцатилетнего друга ночью, единственно чтоб излить пред ним в слезах
свои оскорбленные чувства, или открыть ему какой-нибудь домашний секрет,
не замечая, что это совсем уже непозволительно. Они бросались друг другу в
объятия и плакали. Мальчик знал про свою мать, что она его очень любит, но
вряд ли очень любил ее сам. Она мало с ним говорила, редко в чем его очень
стесняла, но пристально следящий за ним ее взгляд он всегда как-то
болезненно ощущал на себе. Впрочем во всем деле обучения и нравственного
развития мать вполне доверяла Степану Трофимовичу. Тогда еще она вполне в
него веровала. Надо думать, что педагог несколько расстроил нервы своего
воспитанника. Когда его, по шестнадцатому году, повезли в лицей, то он был
тщедушен и бледен, странно тих и задумчив. (Впоследствии он отличался
чрезвычайною физическою силой.) Надо полагать тоже, что друзья плакали,
бросаясь ночью взаимно в объятия, не всё об одних каких-нибудь домашних
анекдотцах. Степан Трофимович сумел дотронуться в сердце своего друга до
глубочайших струн и вызвать в нем первое, еще неопределенное ощущение той
вековечной, священной тоски, которую иная избранная душа, раз вкусив и
познав, уже не променяет потом никогда на дешевое удовлетворение. (Есть и
такие любители, которые тоской этой дорожат более самого радикального
удовлетворения, если б даже таковое и было возможно.) Но во всяком случае
хорошо было, что птенца и наставника, хоть и поздно, а развели в разные
стороны.
Из лицея молодой человек в первые два года приезжал на вакацию. Во время