"Ф.М. Достоевский. Бесы. (Роман в трех частях)" - читать интересную книгу автора

VII.

Тотчас же по возвращении из Петербурга, Варвара Петровна отправила друга
своего за границу: "отдохнуть"; да и надо было им расстаться на время, она
это чувствовала. Степан Трофимович поехал с восторгом: "Там я воскресну!"
восклицал он, "там, наконец, примусь за науку!" Но с первых же писем из
Берлина он затянул свою всегдашнюю ноту: "Сердце разбито", писал он
Варваре Петровне, "не могу забыть ничего! Здесь, в Берлине, всё напомнило
мне мое старое, прошлое, первые восторги и первые муки. Где она? Где
теперь они обе? Где вы, два ангела, которых я никогда не стоил? Где сын
мой, возлюбленный сын мой? Где наконец я, я сам, прежний я, стальной по
силе и непоколебимый как утес, когда теперь какой-нибудь Andrejeff, un
православный шут с бородой, peut briser mon existence en deux" и т. д. и
т. д. Что касается до сына Степана Трофимовича, то он видел его всего два
раза в своей жизни, в первый раз когда тот родился, и во второй - недавно
в Петербурге, где молодой человек готовился поступить в университет. Всю
же свою жизнь мальчик, как уже и сказано было, воспитывался у теток в
О-ской губернии (на иждивении Варвары Петровны) за семьсот верст от
Скворешников. Что же касается до Andrejeff, то-есть Андреева, то это был
просто-за-просто наш здешний купец, лавочник, большой чудак,
археолог-самоучка, страстный собиратель русских древностей, иногда
пикировавшийся со Степаном Трофимовичем познаниями, а главное в
направлении. Этот почтенный купец, с седою бородой и в больших серебряных
очках, не доплатил Степану Трофимовичу четырехсот рублей за купленные в
его именьице (рядом со Скворешниками) несколько десятин лесу на сруб. Хотя
Варвара Петровна и роскошно наделила своего друга средствами, отправляя
его в Берлин, но на эти четыреста рублей Степан Трофимович, пред поездкой,
особо рассчитывал, вероятно на секретные свои расходы, и чуть не заплакал,
когда Andrejeff попросил повременить один месяц, имея впрочем и право на
такую отсрочку, ибо первые взносы денег произвел все вперед чуть не за
полгода, по особенной тогдашней нужде Степана Трофимовича. Варвара
Петровна с жадностию прочла это первое письмо и, подчеркнув карандашом
восклицание: "где вы обе?" пометила числом и заперла в шкатулку. Он
конечно вспоминал о своих обеих покойницах-женах. Во втором полученном из
Берлина письме песня варьировалась: "Работаю по двенадцати часов в сутки
(хоть бы по одиннадцати, проворчала Варвара Петровна), роюсь в
библиотеках, сверяюсь, выписываю, бегаю; был у профессоров. Возобновил
знакомство с превосходным семейством Дундасовых. Какая прелесть Надежда
Николаевна даже до сих пор! Вам кланяется. Молодой ее муж и все три
племянника в Берлине. По вечерам с молодежью беседуем до рассвета, и у нас
чуть не афинские вечера, но единственно по тонкости и изяществу; всё
благородное: много музыки, испанские мотивы, мечты всечеловеческого
обновления, идея вечной красоты, Сикстинская Мадонна, свет с прорезами
тьмы, но и в солнце пятна! О, друг мой, благородный, верный друг! Я
сердцем с вами и ваш, с одной всегда, en tout pays, и хотя бы даже dans le
pays de Makar et de ses veaux, о котором, помните, так часто мы трепеща
говорили в Петербурге пред отъездом. Вспоминаю с улыбкой. Переехав
границу, ощутил себя безопасным, ощущение странное, новое, впервые после
столь долгих лет..." и т. д. и т. д.