"Хэдвига Дом. Ницше и женщины " - читать интересную книгу автора

комната - в священную рощу, кухонная плита - в треножник. В "Веселой науке"
говорится: "Низкий, сильный альт внезапно подымает перед нами занавес
возможностей, в которые мы обыкновенно не верим: и мы разом начинаем верить,
что где-то в мире могут быть женщины с высокими, героическими, царственными
душами, способные и готовые к грандиозным возражениям, решениям и жертвам,
способные и готовые к господству над мужчинами, ибо лучшее, что есть в
мужчине, в них стало воплощенным идеалом, невзирая на пол"33. И выше34:
"Животные относятся к своему женскому полу иначе, чем мужчины к женщинам:
самка для них - это существо творящее. Духовная беременность порождает
характер созерцательный, родственный женскому: это мужчины-матери!"

Ницше, о ты, высокий, священнический ум, владеющий глубокими тайнами,
но не владеющий простейшими истинами! Ты умеешь вести беседы с Богом и с
богами, со светилами неба, с морем, с духами и призраками. Только с
женщинами и о женщинах говорить ты не умеешь.

Эта вера, кажется, неистребима. Вот некто спускается с высоких гор, где
жил отшельником с орлом и змеей, некто, клинком своего духа разносящий
вдребезги государства и парламенты, императоров и королей, мало того,
помогавший убить самого Бога. И этот водолаз, испивший до дна моря познания,
мнящий, будто не верит ни во что, не исследованное им до самых глубин, -
все-таки не расстается с одной верой, одним фетишем. Он верит в закон
природы, посылающий женщину в гарем, превращающий ее в подзамочную
собственность мужчины.

Как часто он восклицает "горе!" Вот и мне хотелось бы раз - нет, три
раза хотелось бы мне воскликнуть "горе!" о Фридрихе Ницше: горе
пурпурно-красное, ибо оно напоено кровью сердца, потому что я люблю его,
потрясающего поэта, художника, сумевшего пустить все искусства по руслу
подвижной материи языка. Он был художником слова; он живописал пылающие на
закате снега Альп, полуночные солнца, неизмеримые желтые пустыни с белым
раскаленным небом над ними, живописал море с бушующим прибоем - но и ласково
скользящее море он тоже живописал. Он ваятель. Из гигантских каменных глыб
высекал он фигуры богов и сверхчеловеков. Он зодчий. Из его мыслей
воздвиглись церкви со звучащими органами, замки со смелыми зубцами, с
изящными, уходящими в высоты эфира сторожевыми башнями, сверкающими в свете
новых солнц. Но прежде всего он - творец музыки языка. Он очаровывает наши
чувства нежными звуками, словно исходящими из пастушьей свирели, но и
сотрясает фанфарами опоры нашего мышления, так что они рушатся. А потом
снова молитвы-дифирамбы звучат, словно трубы архангелов, возносящие нас на
трансцендентальные вершины. Но архангелы преображаются в демонов,
трансцендентальные небесные звуки - в язвительный, безумный смех,
доносящийся из бездн, - мысли, словно огненные мечи, выжигающие на наших
лбах Каинову печать. А напоследок - прощанье, полное неизмеримой боли и
потрясающего блаженства, песнь, которую словно поет умирающий, дикий лебедь
и которая "восхищает, надрывая сердце". Фридрих Ницше! Для меня ты
величайший поэт столетия - так почему же ты пишешь о женщинах, будучи
всецело за пределами добра? Это глубокое, глубокое горе для меня. Оно делает
меня еще более одинокой, более старой, более отделенной от жизни. Ах да,
ведь я уже знаю: "Опыт даже великих умов не шире ладони; там, где дело шире