"Елена Долгова. Маги и мошенники" - читать интересную книгу автора

бескорыстны. Череп монаха лыс, край черной рясы истрепался до состояния
бахромы.
Парочка скрывается за углом, но я не теряю ее из виду - магическим
зрением я прослеживаю путь ушедших. Толстая фигура судьи, прямая,
несгибаемая спина его спутника - все это я вижу ясно, словно собственными
глазами. Картинка складывается из мыслей встречных прохожих, случайных
взглядов людей и животных, тонкой интуиции, обостренной любопытством. Слух
в таких делах меня подводит, но я давно научился читать слова по губам.
Странная пара сворачивает к рынку - что бы им там понадобилось? Через
несколько минут сомнения не остается, нежная радость утра меркнет, по моей
спине змейкой ползет непрошеный холодок. Старик в рясе - несомненный шпион.
Доносчик инквизиции не слишком утруждает себя поисками таких типов, как я,
он ловит легкую добычу - доверчивых ругателей ближнего. Говорят, два года
назад наш государь Гаген Справедливый, приказал первому инквизитору Церена
освободить всех арестованных богохульников и без шума прекратить их
судебные дела. Жители южных провинций горячи и в гневе любят призывать
черта либо поминать такие атрибуты Господа Единого, которые могут поставить
в тупик любого рьяного богослова.
Н-да... Телега правосудия медлительна. В конце концов схваченных
сквернословов набралось столько, что императору стало выгоднее скопом
изгнать дармоедов из тюрем Империи.
Впрочем, я отвлекся. За три года милосердие Гагена Святоши успело
потускнеть, два живых свидетельства чему как раз в этот момент подбирались
к бойкой торговке. Прекрасная горшечница (белобрысая девица с могучей
талией, широкими бедрами и сильными плечами парня) попала в крепкий
переплет. Ее круглые щеки пылали от гнева, который не смог умерить даже
отчаянный страх. Толпа горланила и улюлюкала, радуясь развлечению.
Немногочисленные стражи с тупыми алебардами теснили торговцев и хозяек,
яблоки и репа из корзин раскатились по земле, воины, поскальзываясь,
топтали их подошвами стальных башмаков. Куры, гуси и утки вырвались из
плетенок и с пронзительными криками метались под ногами, увеличивая
сумятицу. В довершении всего, басом ревел перепуганный ребенок.
Я почувствовал зуд в кончиках пальцев - первый предвестник того
странного состояния, которое толкает меня вмешиваться в дела, которые меня,
в сущности, совершенно не касаются. Я уже знал, что пожалею об этом, быть
может, расплачусь за минутную слабость месяцами скитаний по пыльным дорогам
боголюбивого Церена, равно как и знал, что снова не удержусь от соблазна. Я
словно бы своими глазами видел жесткую, несгибаемую спину монаха, моталась
черная бахрома подола рясы, блестел голый череп. Мне почудилось, что клок
бахромы сам собой сложился в кисточку, кисточка эта существовала не просто
так - она венчала собою тонкий, голый, упрятанный под черным балахоном
хвостик. Шишковатый череп монаха в области темени подозрительно взбугрился
парой острых холмиков. Я невольно моргнул - иллюзия рассеялась, я не
сомневался, что доносчик - самый обычный провинциальный фанатик. И
все-таки...
Я решительно отковырнул крышечку чернильницы, обмакнул перо, счистил с
острия пронзенную муху и твердо написал в своем in folio:


* * *