"Берли Догерти. Здравствуй, Никто" - читать интересную книгу автора

уснуть. В голове начал крутиться новый куплет из песни для нее, и я решил
спуститься вниз, чтобы съесть хлеб с джемом и записать слова.
Внизу на веранде сидел отец с чашкой холодного какао в руке и молча
смотрел, как мокрый снег ударяется в стекло и сползает по окну.
ФЕВРАЛЬ

Не думаю, что я решился бы расспрашивать отца о матери, если бы не то,
что произошло между мной и Элен. Казалось, будто я вновь заглянул в давно
покинутую комнату моей жизни. Мне вдруг захотелось понять, какой была моя
мать, даже если это понимание причинит мне боль. Когда-то давно они с отцом
были молоды и любили друг друга. Я знал, что отец родился в этом доме и
ухаживал здесь за своими родителями до самой их смерти. Что чувствовала
мать, когда она, молодая жена, переехала в чужой дом? Я знал, что она была
моложе его. Может быть, ей казалось, что дом полон приведений? Старая
мебель, выцветшие ковры, потемневшие фотографии... Резной стул дедушки,
бабушкин чайный сервиз, полированный ящик с кухонными принадлежностями, часы
с боем... Я не помнил бабушку с дедушкой, но их дух до сих пор обитает в
этих стенах, это точно. Но когда я попытался представить себе свою мать, это
было все равно что войти в темную комнату со свечкой в руках, озираясь и не
узнавая знакомых предметов. Духа моей матери не было в этом доме. Не было в
помине.
Я потратил несколько дней на то, чтобы написать письмо. Мне помогала
Элен, с нею вместе мы несколько раз переписали его с начала до конца.
- Ты уверен, что тебе это нужно? - Элен испытующе смотрела мне в глаза.
- Тебе не удастся вернуть ее. Сам понимаешь, столько лет прошло.
Но я не думал о том, чтобы ее вернуть. Я лишь хотел ее увидеть снова,
убедиться, что она существует, понимаете? В памяти моей она была той, что
читала мне книжки, переводила за руку через дорогу... Я не мог представить,
что она может заниматься чем-то другим. Мне казалось, что ее больше нет на
свете.
Несколько дней я таскал письмо в кармане, и в конце концов Элен отняла
его у меня и сама бросила в ящик. Недели через две я уже перестал надеяться
на ответ. Ясное дело, теперь я был для нее пустым местом. Пыльным пятном,
которое можно щеткой смахнуть с одежды. И когда наконец спустя месяц письмо
все-таки пришло, первой моей мыслью было показать его Элен. Вечером, когда
стемнеет, мы с ней собирались сходить на пустошь, а потом посидеть
где-нибудь в кафе. Письмо жгло мне карман, мне не терпелось показать его.
В тот вечер мы ждали полного лунного затмения, оно должно было начаться
в 18.52. Увы, нашим надеждам не суждено было сбыться, и вообще вечер не
получился с самого начала. По небу плыли беспросветные тучи, моросил дождь,
и Элен была в отвратительном настроении.
Мы не хотели, чтобы оранжевое зарево города мешало нам смотреть на
затмение, и потому доехали на автобусе до Лисьей Избушки. Дорога вдоль
каменной ограды вела в глубь вересковых зарослей. В сырых папоротниках
слышен был шорох овец.
- Черт, я даже не знаю, в какую сторону смотреть, - проворчала Элен.
- Вверх, детка, - я обнял ее за плечи. - Смотри, вон там, в
каком-нибудь полумиллионе миль над нами... - Элен вывернулась из моих рук.
Вообще, такие выкрутасы не в ее стиле. -
- Мне холодно и надоело, из-за этого дурацкого затмения я опоздала на