"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

Детей нашей чете бог не дал, с годами надежда на это благословение
понемногу угасла. Они жили уединенно, замкнуто, а значит, должны были
довольствоваться друг другом. Брандтеру бездетность была, пожалуй что, по
душе, даже после того, как их домашнее хозяйство наладилось и стало
радовать надежным уютом - открылся уже и путь к скромному достатку.
Однажды Брандтер пошутил - странная, однако, была шутка! - что так оно,
наверное, и лучше, а то бы они еще произвели на свет альрауна [корень
мандрагоры, похожий на крошечного человечка, по старинному поверью,
вырастает под виселицей], этакого висельного человечка. Жена резко
выговорила ему за эту насмешку: ему-де поистине незачем так кощунствовать,
лишний раз напоминая ей о том, на какие жертвы пошла она единственно ради
него. Он промолчал, с мрачным видом вышел из горницы и принялся за работу.
Жили они действительно крайне замкнуто.
В трактир Брандтер не заглядывал, и, хотя добрая попойка в силу прежних
его привычек была бы ему весьма желанна, робость удерживала его дома. Жена
наблюдала за его поведением - за тем, как все свое свободное время он
просиживает у домашнего очага и как всячески избегает встреч с людьми,
если того не требует дело, - с двояким чувством. Люди-то ведь могли
подумать, будто им есть что скрывать и будто они не без причины боязливо
держатся в тени. Вместе с тем она бы ему ничего не спустила, решительно
ничего, ни малейшего безделья или праздношатания, ни даже пустячной
выписки в субботний вечер. Это, пожалуй, было самое малое из того, что она
после всего происшедшего вправе была от него требовать. Быть может,
конечная причина, почему Брандтер жил таким трезвенником и отшельником,
заключалась именно в том, что он в тоске душевной опасался даже
приблизиться к той черте, преступив которую дал бы Ханне повод для
попреков.
Так, например, в определенные дни у его жены обыкновенно пригорал обед
- в те дни, когда она стирала белье и, распаренная, с выступившими на
груди капельками пота, металась между плитой, корытом и хлевом, толком не
поспевая ни туда ни сюда. Брандтер ел и молчал. Возможно, он мог бы
спокойно высказаться по этому поводу, она ведь и сама раз-другой себя за
это ругнула. Но так далеко заходить он уже не осмеливался (в особенности
после своей неудачной шутки насчет висельного человечка), он даже заранее
представлял себе, что скажет Ханна, а она, быть может, этого никогда бы и
не подумала, тем паче не произнесла бы вслух (например: "Не будь меня,
Пауль Брандтер, не есть бы тебе сегодня никакого супа, хотя бы и
подгорелого!").
Так или эдак, но год шел за годом, годы, в сущности, пустые (да и что
они в себе содержали?), второй или третий были схожи с первым как две
капли воды.
Горы в той части Штирии по форме своей круглые или конусообразные.
Брандтер родился в другом краю - среди австрийских известковых Альп, где,
миновав линию лесов, оставив позади себя криволесье и поднявшись до первой
каменной осыпи, видишь над головой причудливые башни и всевозможные
зубчатые пирамиды, а отвесные стены гор показывают тебе сотни лиц и рож. А
вот здешние места казались Брандтеру почти зловеще унылыми. Вон там
вздымается гряда холмов и, слегка изогнув хребет, уползает куда-то за
горизонт, в блекло-голубую даль. Вполне естественно, что у Брандтера