"Хаймито фон Додерер. Окольный путь" - читать интересную книгу автора

состоянии вам оказать, - сказал маркиз, снова отвесив поклон. И, оборотясь
к своим лакеям, крикнул: - Эй, Лебольд! Сей господин поручает тебе
незамедлительно доставить его послание. Чтоб ты тотчас сел на коня и был
таков!
И, еще раз поклонившись Игнасьо, он удалился. Тобар, минуту
поразмыслив, приказал затем стоявшему перед ним лакею скакать в Нижний
Верд к загону Ласо, где охота, скорее всего, уже кончилась, господа же,
возможно, еще не разъехались, и от его, Тобара, имени просить графа
Куэндиаса... ("Ты его знаешь?" - "Очень хорошо знаю, сударь".)... как
можно скорее пожаловать сюда, а именно: в ту беседку, что находится возле
первой излучины озера и каковую можно узнать по скульптуре Аполлона,
преследующего Дафну. Поскольку же Игнасьо вдруг подумал, что графу и
самому может прийти в голову по окончании травли посетить также и
празднество в Шоттенау, о котором он был уведомлен заранее, то на этот
случай Игнасьо строго наказал слуге - кстати сказать, весьма расторопному
и плутоватому венцу, который мигом все понял и даже правильно повторил
слова "Аполлон" и "Дафна", - скакать кратчайшим путем вдоль Дуная, через
подъемный мост у Красной башни и хорошенько примечать, не встретится ли
ему дорогой граф, в карете или верхом. Пока Игнасьо все это говорил, ему
пришло на ум, что Мануэль одет совершенно неподобающим образом, то есть в
охотничий костюм. Но это было ему теперь безразлично. Он протянул лакею
серебряную монету и, не мешкая, возвратился к трем покинутым им дамам.
Во всех беседках были тем временем расставлены бочонки с марценином или
канарифектом, сии вина слуги разливали по изящным бокалам и разносили
гостям вместе с обычной при подобных оказиях закуской - цукатами. Когда
Игнасьо снова занял место подле фройляйн фон Рандег, он почувствовал, как
приятно ему это соседство, и вдруг понял, что все время, пока он
разговаривал с маркизом де Каурой, а затем с его лакеем, его неудержимо
влекло обратно сюда.
Молодые люди снова сидели на скамье и болтали. Игнасьо чувствовал, как
крепнет в нем нежное расположение к этой девочке, а ее забавная
тарабарщина тешила его сердце. На миг он совершенно забыл, что лишь минуту
назад принимал меры, дабы залучить сюда Мануэля, и, хотя он начинал уже
привыкать к нынешнему своему блаженному состоянию, вспомнив о возможном
появлении графа, заставил себя захлопнуть приоткрывшуюся в нем дверцу
нежности, чтобы тем самым не помешать открыться другой и, как он полагал,
более важной двери. Уличив себя, он слегка улыбнулся, и, пожалуй, не без
грусти.
Маняще звучала музыка на танцевальной площадке. Когда же Игнасьо
вздумал пригласить свою даму пройтись с ним в одном из хороводных танцев,
где-то вдали грянули один за другим пять пушечных выстрелов, и пестрый
занавес против обыкновения не упал вниз, а взлетел вверх, заколыхался
многоцветьем огней, завертелся радужными кругами, разбрызгивая снопы искр,
до тех пор пока его не заглушили дюжины две ракет, которые рывками
поднялись в уже ярко освещенное ночное небо, прорезали его во всех
направлениях и под конец рассыпались бенгальскими огнями, роняя огненные
слезы; весь свет здесь, внизу, все красочное великолепие парка казалось
теперь мертвенно-серым, будто под серебристыми лучами луны. С началом
фейерверка со всех сторон грянула духовая музыка: в прохладном ночном
воздухе трубы, литавры, рога звучали и близко и где-то в далекой дали, еще