"Эдгар Лоуренс Доктороу. Жизнь поэтов" - читать интересную книгу автора

высоте. Это, похоже, в самой жизни что-то не так.
Если уж на то пошло - как сказал я моему приятелю Саше, заглянувшему ко
мне выпить и осмотреть мою берлогу, - я как-никак кое-что написал, завоевал
признание, заработал достаточно денег, у меня четверо детей, которых я люблю
и которых надеюсь в скором времени поставить на ноги. Жена у меня смышленая
и недурная собой особа. У нас есть дом с закладной в лесу и еще один дом с
закладной на взморье, я вполне мог бы позволить себе поехать путешествовать
куда угодно, а что касается худших подозрений Энджел, насчет того, какими
делами я стану заниматься в этой квартире для работы, которую я обустроил
для себя в излюбленном районе богемы, то уверен, что нашлось бы с полдюжины
женщин, из которых любая с радостью откликнулась бы на предложение провести
со мной ночь, стоит мне только свистнуть. Полдюжины - это по самой скромной
оценке. Они прикатят издалека на автомобиле, прилетят из других городов на
самолете. Однако я никому не звоню, я живу затворником - человек, которому
состоянием покоя служит безутешность. На улице я чувствую себя бродягой, в
глазах у меня - жгучее отчаяние.
В почке у меня - мучительное колотье.
Господи, поживешь немного в Нью-Йорке и перестаешь обращать внимание на
полицейские сирены: услышишь - и головы не поднимешь. Вот только что я мог
бы наблюдать из окна своего девятого этажа, как внизу, на Хьюстон-стрит,
полиция в полном составе проводит арест: три припаркованные наискосок
патрульные машины, парочка сине-белых мотороллеров, десяток полицейских и
детективов в штатском, что толпятся возле бензоколонки "Мобил", и один
арестованный - худой малый с руками в наручниках за спиной, которого
заталкивают в машину с крутящейся красной мигалкой на крыше. А я корпел над
последним абзацем и пропустил такой спектакль.
Вся округа, разумеется, полна людьми, желающими преуспеть. Алкаши
выходят на проезжую часть улицы со своими немыслимо грязными замасленными
тряпками и протирают ветровые стекла автомобилей, остановившихся на красный
свет, после чего протягивают руку за чаевыми. Они никогда не угрожают, их
можно запросто прогнать, только вы-то этого не знаете, если приехали из
Нью-Джерси. Потом они вернутся на тротуар, закурят и станут прохаживаться и
посмеиваться, пока снова не зажжется красный свет. В холода они разводят
костерок в железном бочонке из-под масла.
Внизу швейцар Джек ловит свой шанс обогатиться. Он прикован к одному
месту, какие уж тут шансы? Но он сделался предпринимателем, ведь мимо него
проходит за день столько людей, в этой многоэтажке живет, наверно, человек
шестьсот. Джейк улыбается, исполняет поручения, хранит свертки, подносит
сумки, присматривает за машинами, за детьми, принимает чаевые. Кроме того,
он оказывает посреднические услуги уборщицам, мойщикам окон, автомеханикам,
дезинсекторам.
- Ваш швейцар Джек добряк, - говорит он, - но бедняк. Хотите, он помоет
вашу машину? Хотите, он поставит ее в гараж? Если вам нужно натереть полы,
он возьмет напрокат полотер и доведет их до блеска после работы. Если вам
нужно перевезти мебель, он пойдет и пригонит фургон. Починит вам тостер.
Покрасит вам стены, ваш швейцар - мастер на все руки, универсальное бюро
обслуживания.
Ваш швейцар добряк, но бедняк. У меня есть теплое альпаковое пальто. В
один прохладный день он внимательно оглядывает меня.
- Когда доносите его, вспомните обо мне. Вот такое пальто мне