"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

То, что я, в общем-то, выступил доносчиком, никого не заботило.
Перво-наперво бедняга Френки был гораздо старше меня, а стало быть, наши с
ним моральные пространства не совпадали. Во-вторых, это был самозванец,
жулик, пытавшийся извлечь из своего самозванства выгоду в ущерб другим
музыкантам оркестра. То-то был бы позор на прослушивании, если бы наниматель
из отеля "Парамаунт" заметил, что один из них даже играть не умеет! Брат был
от меня в восторге. Как и другие, впрочем. Среди домашних и по всей округе
пошла гулять история о том, как маленький младший братик оказался более
искушенным, чем сами музыканты. Я стал героем дня. Хоть раз сумел оказаться
полезным старшему брату, хоть что-то для него сделал! Это можно было уже
считать крупной заявкой на то, чтобы меня принимали всерьез. Кроме того, это
укрепило во мне уверенность, что рост - это еще не все, ум - вот настоящая
сила в этом мире, и надо как следует шевелить мозгами.
Тем не менее что-то меня во всем этом удручало. Мать все допытывалась,
отчего это мальчик - в смысле Френки - так отчаялся, что притворяется, будто
умеет играть на саксофоне. Может, ему настолько необходима работа? А
вообще-то, откуда он? - не унимаясь, допрашивала она брата. Где он живет?
Чем занимается его отец? К счастью, все эти вопросы, так же как и мои
сомнения, разом отпали, когда буквально через несколько дней мы узнали, что
прослушивание прошло успешно: Дон Сеймур и "Музыкальные кавалеры" получили
контракт на лето. Пять долларов за вечер на человека плюс комната и стол. Но
вдобавок они должны будут еще и днем работать на озере спасателями.

17

Обрадованный успехом брата, я не сразу задумался о последствиях - ведь
он уедет теперь на все лето. Я останусь один с родителями. Всё перемены,
перемены, а тут еще весна - сезон, загадочная и немного опасная прелесть
которого начинала уже доходить до меня, - и я почувствовал беспокойство.
Кстати, как в воду глядел: нам велели переезжать. Хозяева дома, Сегалы (они
жили над нами), продали свой дом. А те, кто его купил, беженцы из Германии,
по фамилии Левенталь, сами хотели жить внизу. Сегалы были хорошими
хозяевами - добрые, сердечные, зимой щедро топили. Чета новых хозяев была
мрачной - вообще добра не жди. Отец говорил, что у них дурные манеры. Тут же
начались споры о том, кому красить стены в квартире на верхнем этаже, о
замене устарелого холодильника с газовым баллоном, приделанным сверху, а
когда мы туда переехали, пошли нарекания из-за игры на пианино и даже шума
шагов - уже и по полу не ходи! Их дочка мне тоже не понравилась - маленькая,
черненькая, тщедушная, шпионка и ябеда: идешь мимо нее, и уже шепчет что-то
подружке на ухо. Однажды в особенно промозглый день, едва мать попросила
Смита подбросить угля в топку, миссис Левенталь тут же остановила его, а
матери посоветовала надеть свитер, если ей холодно.
Приговор матери был таков: немецкие евреи, даже недавно приехавшие,
заносчивы и бездушны. Не то что мы, потомки восточноевропейских, которые
были ближе к природе и гуманнее, потому что знали, что такое страдание. "Они
думали, будто стали немцами, - обронила она в разговоре со мной, - и вот
гляди, как они там теперь вляпались. Со всей их напыщенностью и зазнайством.
Казалось бы, еле ноги унесли, а поди ж ты, хоть бы чуточку изменились!"
Но сама квартира на верхнем этаже была чистой и светлой. Теперь на
задний двор я поглядывал с безопасного расстояния, я был выше бельевой