"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

музыканты в оркестре Пола Уайтмена, располагались двое саксофонистов -
Сеймур и Френки - и трубач Гарольд. Сперва они сыграли "На то мне глаза,
чтобы видеть", потом лихо выдали "Bei Mir Bist Du Schoen", лучшую, по мнению
Дональда, вещь в их репертуаре. Стоя лицом к оркестру, я махал палочкой и
притоптывал ногой. Похоже, это никого особенно не раздражало. Но затем я
увидел, что новый саксофонист Френки явно не перетруждается. Что-то в нем
было подозрительное. Еще ни в чем не уверенный, я стал смотреть за ним
внимательнее. Тут подошел момент перевернуть страницу в нотах; Сеймур и
Гарольд, сидевшие на своих табуретах, одновременно потянулись вперед и
перелистнули ноты, Френки сделал то же самое, но на какую-то долю секунды
позже. Потом вижу: его пальцы вовсе не нажимают клавиши саксофона, а только
касаются их. К тому же это почти всегда не те клавиши, которые Сеймур
нажимает на своем инструменте. Френки был высоким длиннолицым мальчишкой с
печальными, глубоко сидящими глазами и тенью пробивающейся темной бородки.
Он был не с нашей улицы. Сидит и нервно на меня поглядывает. Понял, что я
ему опасен. Остальные пребывали в мире звуков, и весьма громких. "Кавалеры"
играли не всегда в лад, но всегда с большим воодушевлением. Я чувствовал
прилив энтузиазма, как во время парада в День поминовения павших в
Гражданской войне, когда мимо меня по Большой Магистрали проходил оркестр -
так же вдруг под трубный рев живорожденной музыки забилось и заскакало
сердце. И все же я понял, что у ребят все внимание занято собой и тем, чтобы
не отстать от Ирвина, барабанщика, которого так и тянуло с каждым тактом
убыстрять и убыстрять темп, и ни один из них не обладал достаточным
музыкантским опытом, чтобы слушать еще и других. Никто из них, включая
Дональда, не знал, что Френки дует в свой саксофон совершенно беззвучно.
Когда отыграли номер, Дональд сказал:
- Так, повторим еще разик, у тебя здесь плохая атака, атаку берем
больше. А концовку с подъемом, повеселее. - Ему, как руководителю, вменялось
в обязанность критиковать. Я сказал, что мне нужно поговорить с ним, и
потянул его за рукав в сторону. Он отмахнулся, продолжая говорить. Я
настаивал. В конце концов он сдался: - Ну что тебе, зануда?!
Я затащил его в гостиную и прикрыл за нами дверь.
- Дональд, - начал я, опять хватая его за рукав при виде омрачившего
его лицо столь знакомого мне выражения хмурой усталости. По обыкновению на
его лоб падала челка, зеленоватые глаза смотрели по-взрослому, в лице не
было ни следа детской припухлости, - худощавый, не чересчур высокий, но
жилистый, этакий старший брат, спортсмен, светлая голова, парень, познавший
в свои пятнадцать с половиной лет чувство ответственности, преисполненный
планов и устремлений. Но вот ведь - взял себе музыканта, который не умеет
играть! Он наклонился, и я прошептал ему на ухо: - Френки притворяется!
Он поглядел на меня недоверчиво, и я закивал в подтверждение
сказанного.
- Оставайся тут, - распорядился он, пошел обратно к ребятам и затворил
за собой дверь. Я услышал, как они снова занялись песней "Bei Mir Bist Du
Schoen", но после двух-трех тактов смолкли. Потом послышался голос брата.
Явно рассерженный. Вскоре они загомонили разом. Заспорили. "Дерьмо", -
громко сказал Ирвин, после чего все стихло и донесся запах сигаретного дыма.
Через несколько минут дверь отворилась, и вышел Френки со своим саксофоном в
чехле. Он шел сгорбившись, на меня, проходя по коридору, не взглянул и вышел
вон.