"Э.Л.Доктороу. Всемирная выставка" - читать интересную книгу автора

проводившихся в Нью-Йорке. Печатались там и всяческие другие документы по
заказам города и штата, а человек, владевший этой фирмой, был другом дяди
Эфраима и пользовался его юридической помощью. Однажды Дональд получил по
почте письмо от дяди Эфраима и еще одно с ним вместе, адресованное менеджеру
по кадрам фирмы Уорринера. Я это письмо рассматривал через плечо Дональда,
когда он уселся в кухне. "Осторожно, - сказала мать, - не замочи его. На
стол не клади". По верху листа, похожего чуть ли не на пергамент, шли
выпуклые буквы - их можно было пощупать кончиками пальцев: "Эфраим Голдман,
адвокат". В письме дядя Эфраим обращал внимание менеджера по кадрам на
мистера Дональда Альтшулера, проживающего в Бронксе по адресу:
Истберн-авеню, дом 1650. Далее говорилось, что упомянутый молодой человек,
подыскивающий в настоящее время достойную службу, известен автору письма в
течение многих лет и может быть охарактеризован как подающий надежды юноша
похвального ума и безукоризненного поведения.
Дональд получил в фирме Уорринера работу посыльного с окладом
пятнадцать долларов в неделю. Черпать в такой работе удовлетворение он не
мог: все-таки это как-то унизительно - стать рассыльным после того, как
побываешь руководителем оркестра и походишь в колледж. "Значит, наш дядя
Эфраим не такой влиятельный, как ему кажется", - разводил руками Дональд. Он
уходил теперь по утрам из дому очень рано, потому что фирма Уорринера
располагалась в южной части Манхэттена, на Гудзон-стрит, и туда надо было
долго ехать в метро. Вернувшись домой, он распространял чуть заметный запах
чернил. Говорил, что наблюдать за работой печатных машин довольно интересно.
Еще говорил, что в цехе ему народ нравится, а клерки в конторе - нет. Они
сидят у телефонов, занимаются сбытом продукции и чуть не лопаются от спеси.
А вот когда надо в город выходить по всяким поручениям - это занятно. Он
регулярно носил пробные оттиски в полицейское управление на Сентер-стрит и в
муниципалитет на Чемберз. Любил бродить по южной оконечности Манхэттена;
едва выпадало свободное время, отправлялся к пирсам. Когда относишь
что-нибудь на Уайтхолл-стрит, нетрудно улучить минутку, чтобы поглядеть на
паромы в парке "Бэттери". А если то был час обеденного перерыва, он
отправлялся в Аквариум.
Но характер у Дональда изменился, он уже не общался с приятелями,
играть со мной и вовсе не желал, а придя домой с работы, вообще ни с кем не
разговаривал, валился на кровать и засыпал.
В моей памяти это время выглядит пасмурным. Зима выдалась суровая, на
улицах все время лежал снег; несмотря на все усилия городского отдела
санитарной обработки, снег накапливался, потому что с ним не справлялись
снегоуборочные машины - поливальные цистерны с приделанными спереди
лемехами, - да и рабочие с совковыми лопатами на длинных ручках не успевали
спускать снег и слякоть в люки канализации. Снег лежал по обочинам мостовых
хребтами, слежавшейся серой коркой держался под стенами домов. Солнце,
казалось, вовсе перестало появляться, и свет покидал небо почти сразу после
окончания занятий в школе. Я жался к приемнику, слушал любимые передачи.
Читал книгу Ричарда Хэлибертона "Все чудеса мира", которую принесла мне в
больницу Мэй Барски. Ричард Хэлибертон объехал весь мир, изучая его чудеса.
Проплыл по всему Панамскому каналу, а когда строился мост Джорджа
Вашингтона, лазил на самую его верхотуру. Однажды он тайно проспал ночь в
Тадж-Махале, и демонстрировал фотографию, где он сидит на вершине самой
большой пирамиды Египта. Он лазил по горам в Мачу-Пикчу, труднодоступный