"Анатолий Днепров. Две минуты одиночества" - читать интересную книгу автора

- Ага, сон? Вы слышите? - воскликнул Ренато. - Вот вам спящий город!
У дубовых дверей с тяжелой средневековой резьбой и с четким девизом
вокруг изображения сатаны "Забудь, что ты жив..." мы остановились. Откуда-то
из-за портьеры появился толстый человек в черной маске и в одеянии арлекина.
- Дайте сто лир этому негодяю. Это Цербер, который сторожит вход в
царство Аида.
Я едва расслышал слова Ренато, потому что из-за массивной двери неслись
страшные крики, визги, шум, вой, рев.
Я вручил деньги арлекину, и он услужливо распахнул перед нами дверь. Я
рванулся назад, но цепкие руки Ренато удержали меня.
- Теперь смотрите, смотрите внимательно! - прокричал он.
Сначала мне показалось, что я нахожусь в воскресный день на пляже во
Фреджене, где на очень-очень узкой полоске песка между сосновым лесом и
морем собралось население всего Рима. Но через мгновение это прошло. Густое,
почти прямолинейное облако табачного дыма висело над огромным скопищем
людей. Казалось, все они болтаются в нем на невидимых нитях. Они качались,
корчились и вопили, как кошки, повисшие над пропастью. Люди сидели на
столах, раздевались, одевались, пили, ели, таскали друг друга за волосы,
хватали друг друга за горло, скрежетали зубами, падали, вставали, лежали в
изнеможении, обессиленно, как привидения, бродили из стороны в сторону,
извивались, как змеи, падали и, казалось, умирали...
Это было кошмарное зрелище. Настоящий ад, хуже - судный день, неистовое
пиршество перед всеобщей гибелью.
- Ренато, боже мой, что это такое?! - пытаясь скрыть ужас, спросил я.
Он, скрестив руки на груди, с выражением величайшего презрения долго
смотрел на безумную вакханалию, происходившую в этом нечистом человеческом
муравейнике.
- А музыка! Вы слышите музыку, профессор?
Только тогда я понял, что присутствующие в зале танцуют! Слева, на
эстраде, уродливой и кривой, составленной из гнилых досок, грязных камней и
листов ржавой жести, стояли, сидели и лежали музыканты в изорванных одеждах.
Они терзали скрипки и виолончели, разбивали рояли, дули в саксофоны и
тромбоны с такой яростью, будто хотели выдуть из них самую душу. Они крошили
барабаны, маленькие и большие. Перед микрофоном стояло сумасшедшее существо.
Оно было тонким и длинным и почему-то напоминало струну на гитаре, которую
то натягивают до предела - так, что она вот-вот лопнет, то отпускают, и она
безнадежно свисает, неспособная издать ни единого звука. -Певица
периодически вытягивалась, приподнималась на носки. Из ее горла вырывался
пронзительный визг, способный проколоть самые толстые барабанные перепонки.
Визг переходил в крик голодного шакала, в звериный рев, в лошадиное ржание
и, наконец, замирал в страшном хрипении. Над всем этим властвовал какой-то
скрытый патологический ритм. Он гипнотизировал людей, заставляя их
повиноваться хаосу звуков...
В конце зала, за кроваво-красной портьерой, мы снова оказалась у
широкой, устланной ковром лестницы. Дорогу преградили две женские фигуры,
затянутые в черные лоснящиеся одежды, с масками вместо лиц.
- Этим, родившимся от брака смерти и разврата, дайте по сто лир
каждой...
Наверху была мертвая тишина. Оглушенный криками танцевального зала, я в
нерешительности застыл перед золоченой решеткой, отделявшей лестничную