"Михаил Дмитриев. У тихой серебрянки (про войну)" - читать интересную книгу автора

- Забыли, совсем память отшибло, что Россию-матушку никто не покорил.
Запомни мое слово: эти вражьи прихлебатели сами хлебнут горя.
Вспоминаю, как Полина Лукашкова при всем народе чихвостила Якова
Янченко, своего родственника:
- Не очень-то старайся! Его, немца, можно и обмануть. Выкручивайся, как
вьюн, а людей в обиду не давай. А не то самому придется выкручиваться, как
гаду ползучему, перед своим народом. Да не выкрутишься. Дудки!
Нельзя сказать, что слова всегда отрезвляюще действовали на
гитлеровских служак. Но все же людские попреки порою сдерживали Якова
Янченко: он время от времени проявлял нейтралитет при выполнении приказов
оккупантов, иногда помогал людям в беде.
Упорно и долго не поддавался второй прыщ - полицай Иван Селедцов. Этот
любил властвовать, демонстрировать свое преимущество. Расстреливать евреев в
Свержене - он готов. Ставить людей к стенке, бить ногой в живот, а рукой под
грудь, если кто заперечит, - опять он. Но вылечил народ и эту болячку.
Однако не прыщом, а злокачественной опухолью был в Серебрянке Артем
Ковалев, сельский староста.
В первую мировую войну он попал в плен к немцам, а затем - на работу к
одному помещику. Каторжная это была работа: приходилось гнуть спину от
утренней зари до поздней ночи. Привык и к свекловичной похлебке, и к
оскорблениям, и даже к побоям. Был у гроссбауэра дом в два этажа под
черепицей, были сараи. Все вычищено до блеска, нигде ни соринки, ни
паутинки. И коровы, и свиньи лоснились. Даже в курятнике чистота, не говоря
уже о дворе.
Правда, все это делал не сам хозяин, а Артем Ковалев с шестью русскими
пленными, которые ели и спали в свободном стойле тесной конюшни.
"Вот самому бы так зажить! - все время думал Артем Ковалев. - А что?
После войны доберусь на родину и заведу коров, свиней... Да и хозяин
что-нибудь пожалует: ведь не напрасно тяну - три года скоро, а платы
никакой. Дал бы телушку-пеструшку - пешком повел бы на поводке. Породистые!
У нас таких нет. Вот тогда посмотрели бы в Серебрянке, на что гож Артем
Ковалев".
Не дал ничего немец-помещик русскому пленному. Даже рабочую одежду
приказал снять, почистить и повесить в сарае: дескать, пригодится еще. Выдал
он Артему такое барахло, что повесь в огороде как пугало - не то, что
воробьи, собаки шарахнутся в сторону.
На обменном пункте военнопленных, когда молоденький комиссар призывал
солдат, находившихся в плену, строить новую жизнь и очень красиво
рассказывал о ней, думал: "Вот бы на вольной земле и отгрохать такое
хозяйство, как у бауэра..."
Неплохо зажил Ковалев только в колхозе: заработки хорошие, детей можно
в город посылать учиться, в доме появились швейная машина, велосипед. Плен
стал забываться. Только иногда, когда переест на ночь или лишнюю чарку
возьмет, снилось ему не само хозяйство, а помещик-бауэр: будто он бьет
страшными кулачищами, а у Артема руки и ноги отказали - ни защититься, ни с
места сдвинуться...
И вот снова война с ними, с немцами. Теперь-то уж не плен, а только
оккупация. Это - ого-о! - не сравнишь. А что, если?..
На стук в дверь немецкий офицер недовольно крикнул что-то.
- Разрешите, господин комендант? - лысоватый русский замер на пороге в